Отпущение грехов

В общем, обстановка вокруг была мирной, и нашему входу в «Сибирь» ничто не препятствовало. Мы шли туда дружно, в ногу, как солдаты на плацу. Но у моего спутника, в отличие от марширующего солдата, долго молчать не получалось. Он был к этому не приспособлен. Где-то даже жаль, что вывел его из ступора. Но тащить паренька в гостиницу на руках показалось несерьезным, так что пришлось рискнуть. Чтобы теперь услышать вопрос, ввергший меня в легкий транс:

– Ты к какой службе принадлежишь?

– К службе быта, – не без труда справившись с собой, спокойно соврал я.

– Я имею в виду вашу работу в ФСБ, – с досадой поправился парнишка.

Я впихнул его в фойе, раздумывая над вопросом. От дум, кстати ничего не отвлекало – дверь даже открывать не пришлось, поскольку ее вышибло взрывом. Завершив процесс мыслетворчества, я сказал:

– Я тебе наврал. В ФСБ я не работаю. Я из Интерпола. Отдел борьбы с религиозным экстремизмом.

– Прямо-таки с религиозным? – удивился он.

– Ну, буквально, – подтвердил я. – Есть отдел по борьбе с политическим экстремизмом, а есть – с религиозным. Вас же, фанатиков, по сотне на каждого политпридурка. И вы в десять раз дурнее, чем они. За вами глаз да глаз нужен. К стене! – заорал я, потому что мы уже поднялись к моему номеру, а я не очень хотел, чтобы этот юный безумец воспользовался моментом и напал на меня. – Руки на стену! Ноги на ширине плеч!

Он выполнил приказ, и я достал было ключ, собираясь отпереть дверь, когда из открытого соседнего номера выглянул Ружин. Вид у него был просто шикарный. Я издалека, в первый раз, не рассмотрел. Зато теперь – вполне. Лицо напарника выглядело так, словно по нему дали залп из дробовика, заряженного мелкой солью. Когда я оставлял его в номере, он смотрелся плохо – небритый, помятый и измотанный. Но сейчас вид все было еще хуже, хотя кровь с лица, без которой явно не обошлось, он уже смыл.

– Ты? – спросил Ружин, увидев, чем я занимаюсь. – А с тобой кто?

– Салют! – радостно откликнулся я. – Поздравляю!

– С чем? – он насупился, думая, что я имею в виду его морду. Но я ее, если и имел, то совсем не в виду.

– С началом сезона охоты на нас, сердешных. За лицензиями можно обращаться ежедневно с ноля часов по ноль часов. Просим! Повеселитесь от души.

– Ты чего? – подозрительный Ружин не понял шутки. Я сообразил, что на мне, в отличие от него, не осталось следов нападения.

– Я того, что теперь мы у «Вестников» тоже на заметке. Только на нас, в отличие от гэбэшников, они начали активно охотиться. Кстати, если желаешь, можешь познакомиться с одним из охотников. Пытался вывезти меня за город и там ликвидировать. Первое у него получилось, со вторым вышла осечка. Поэтому я привез его сюда, чтобы побеседовать в более непринужденной обстановке. Могу, кстати, обрадовать – Засульский теперь такой же мертвый, как Цеховой. Даже больше: он сначала разбился на машине, а потом еще и сгорел. Чертовски невезучий оказался человек. Как он до таких лет дожить умудрился – ума не приложу. Ну, теперь, слава богу, отмучился.

Ментик оттолкнулся от стены и попытался набить мне морду. Но слегка не подрассчитал. Его коллеги-тюремщики не зря придумали эту позу. Чтобы нанести из нее удар, нужно полностью перегруппироваться, на что уходит уйма времени. Уж он-то, будучи ментом, не мог этого не знать. Но, видать, мои слова относительно Засульского проникли ему под кожу на изрядную глубину. И, издав нечто среднее между рыком и бульканьем, парнишка взмахнул рукой. Я тут же напихал ему полную запазуху наркоза, и он, все так же держа руку перед собой, упал на пол.

– Три прямых в корпус, а сверху – удар «перевернутый молот», – пояснил я Ружину. – Синтез бокса и карате. Коктейль Молотова рукопашного боя. Можешь взять на вооружение.

– Я подумаю, – обалдело проговорил он. – Что ты там про Засульского говорил?

– Долгая история. Как-нибудь потом расскажу. Ты лучше признавайся: хочешь с моим трофеем пообщаться? – и я поддел носком кроссовка копошащееся у меня в ногах тело. То вскинуло руки и припечаталось спиной к стене, брызнув фонтаном боли из своих больших томных (потому что бессмысленных) глаз.

– А что, – кивнул Ружин. – Давай. С толстым удовольствием задам ему пару вопросов. Его портить можно?

– Даже нужно.

– Тогда заводи.

Не знаю, что в него вселилось. Может, недавнее покушение разбудило дремавшего доселе зверя, а может, постоянные думы о «Вестниках» ожесточили душу, но он подошел к ментику, взял его за волосы и пошел обратно, совершенно не заботясь о том, успевает ли пленник ползти за ним на своих четырех конечностях или волочится по полу. Жуткое зрелище – злой Ружин и его вечерняя трапеза.

Я усмехнулся – пусть только попробует теперь назвать мои инстинкты животными или как он еще может. Сразу припомню ему этот вечер и ментика, сучащего ногами по полу. Ментика, который никак не может поймать момент равновесия, потому что Ружин безжалостно тянет его за собой.