Отпущение грехов

– Что это значит? – не понял я. – Тоже объявляем войну? А мне казалось, что мавр сделал свое дело и мавр может отваливать. Ты с ГБ связывался?

– Связывался. И документы передал. Я как раз туда шел, когда эти псы, – он кивнул в сторону ванной, – попытались меня подорвать. В общем и целом – порядок, но нам пока только большое спасибо и просьба подождать до полудня завтрашнего дня. Тогда они дадут окончательный ответ, потребуемся мы еще, или они дальше своими силами обойдутся.

– Ясно. А пока они нас в уме держать будут. Ты мне тогда вот какую вещь поясни, а то я, глупый, не совсем ее понимаю: завтра уже воскресенье, в полночь «Вестники» собрались давать салют, так какого черта? ФСБ самой нужно брать жопу в горсть и устранять подложенные заряды. Между нами, совсем не факт, что они успеют это сделать. Тогда зачем до сих пор держат нас на привязи?

– Ты за них не переживай, – отмахнулся Ружин. – Разминировать успеют. Еще до завтрашнего полудня. Ты даже не представляешь себе их возможностей. А вот зачем держат… Может, как раз для того и держат, чтобы мы шестерку лидеров по рукам и ногам вязали. Тем более что благодаря тебе шестерка резко стала четверкой.

– Значит, все-таки война, – задумчиво протянул я. Это было уже не совсем то, для чего меня приглашали. Я-то рассчитывал, что выполню миссию диверсанта, нанесу с пяток точечных ударов и удалюсь по-английски – во всяком случае, именно таким уяснил для себя положение вещей после первого разговора с Ружиным. Ни слова о полномасштабных военных действиях тогда сказано не было. Будь подобное озвучено – я бы еще подумал, соглашаться или нет. Выходить в чисто поле лицом к лицу с тремя тысячами чокнутых фанатиков? Нет уж, увольте. Нашли осла. Только загвоздка состояла в том, что я, незаметно для самого себя, уже стоял в чистом поле, в руках у меня торчал невесть откуда взявшийся меч, а на голову чья-то заботливая рука нахлобучила шишак. Дерись, родной! Противник ожидается с минуты на минуту. Еще, конечно, можно было бросить и меч, и шишак, да слинять куда подальше, пока битва не началась. Но, во-первых, смойся я сейчас – и те, от кого убежал, все равно будут преследовать меня и рано или поздно бой придется принять. Не уверен, что в тот момент буду готов к нему так же хорошо, как сейчас. А во-вторых, ретироваться мешала гипертрофированная гордость. И, честно говоря, возможность получить прощение за все, совершенное ранее. Последнее, наверное, давило сильнее всего – погибну или выживу, прошлое все равно будет предано забвению.

Да, ФСБ умела делать дела. Я и сам не заметил, как оказался втянут в их игру по самую макушку. Досадно, но я сумел подавить раздражение. Что ж, раз надо заплатить эту цену – заплачу. Никто и никогда не сможет сказать, что Чубчик не платил по счетам. И, вместо того, чтобы возмущаться, я спросил у Ружина, кивнув в сторону ванной комнаты:

– А с этим как успехи? Сильно успел попортить?

– Да нет, не очень, – он покачал головой. – Молчит, как Зоя Космодемьянская.

– Я слышал, – я саркастически усмехнулся.

– А что, снаружи сильно слышно? – встревожился напарник.

– Нет. Я тоже в ванной комнате был – брился. Там стены тоньше.

– Да? Не знал. Спасибо за информацию. Хорошо, что у нас ванные смежные. Ну что – пойдем, продолжим?

– Пойдем, – согласился я. – Допрос с пристрастием. Третьей степени. Проводит святая инквизиция. Слушай, а почему он молчит?

– Фанатик, – Ружин пожал плечами.

– Да не вообще, – отмахнулся я. – Именно сейчас – почему?

– А я ему рот заткнул, – он открыл дверь в ванную и приглашающе мотнул головой: – Вот он, красавчик.

Я вошел первым. Раз хозяин приглашает, зачем отказываться?

Ментик сидел на полу. Его руки были вывернуты за спину и привязаны к батарее. Глаза дико вытаращены. При виде побритого меня он вытаращился еще сильнее. Я бы ни за что не поверил, что такое возможно, кабы сам не видел. Но я видел, и поверить пришлось. Серая ментовская форма, делавшая его похожим на тень у городского управления автоинспекции, в результате многочисленных пертурбаций измялась и местами испачкалась, отчего парень стал больше смахивать на бомжа, ночевавшего в угольной куче. Изо рта у него торчала буйная ружинская фантазия. Понимаю, что кляпа у напарника под рукой не было и готов оправдать что попало, даже грязные носки. Но не кусок мыла, который Ружин загнал ментику в рот целиком. Даже на мой, неискушенный в вопросах человеколюбия, взгляд, это было верхом садизма.

Я засунул ментику в рот два пальца, вырвал начавший активно растворяться обмылок и едва успел отскочить в сторону, чтобы не испачкаться. Хорошо, что струю он направил не прицельно, а то мои единственные приличные брюки выглядели бы не так прилично. В мыльной пене и остатках ментовского завтрака-то.