Отныне и навсегда

— Моя бабушка подарила этот амулет моему отцу, когда ему исполнилось восемнадцать — так же, как подарили ей самой. А мой отец подарил его моей матери в тот день, когда попросил ее выйти за него замуж. Подарил здесь, в этом круге камней, в соответствии с традицией рода О'Нилов. Она носила его, не снимая. И вернула амулет отцу перед смертью, чтобы он сохранил его для меня.

«Серебро, выплавленное в котле Дагды… Резьба, сделанная рукой Мерлина…»

«Он принадлежит тебе», — прошептала Аллина.

— Нет, он больше не принадлежит мне и никогда не будет моим, потому что я отказался от него. В тот день, когда я похоронил своего отца, я пришел сюда и швырнул амулет в море. «Это, — сказал я себе, — конец всему».

«Он единственный в своем роде», — сказала ей старуха. Он принадлежал ей. Аллина нашла его… или он нашел Аллину? И привел ее, подумала Аллина, к Конэлу. Разве могла она не радоваться при мысли об этом? И разве мог Конэл, будучи именно тем, кем он был, не гневаться?

Для нее это был ключ, а для него — замок.

Аллина коснулась щеки Конэла:

— Даже не знаю, как тебя утешить.

— Я тоже не знаю, — Конэл встал и помог ей подняться. — Все, хватит на сегодня! Больше никаких замков и звезд. Я хочу того, что реально. Мое желание вполне осязаемо, — он поднял Аллину на руки, — и ты тоже!

9

Она не могла заснуть. Какой бы короткой ни была эта ночь, Аллина не могла заставить себя потратить ее на сон. Она тихо лежала, вспоминая каждую секунду прошедшего дня.

Они завершили этот день, подумала Аллина, любовью. Не той нежной и задумчивой любовью, которую они подарили друг другу в первый раз. Когда Конэл нес ее в постель с берега, в нем появилось какое-то безрассудство, какая-то свирепая настойчивость. Все это передалось Аллине, сделав ее руки нетерпеливыми, а губы — жадными.

И ее тело, подумала она, ее тело было таким живым!

Это страстное желание было каким-то другим! Страсть — глубокая, сильная и ненасытная могла укорениться в душе глубоко и надолго. Почему бы ему не полюбить ее? Аллина повернулась к Конэлу, а он во сне прижал ее к себе. «Я здесь! — хотела она сказать. — Я принадлежу этому дому, я знаю это!»

Но она воздержалась от того, чтобы произнести эти слова вслух, и просто прижалась своими губами к его губам. Нежно, соблазнительно, требуя того, чего хотела, отвечая на его ласку. Мягкий, долгий поцелуй, прикосновение губ и языков… Жар тесно соприкасающихся тел опалял их руки, сковывал их ноги…

Конэл отдался во власть желания, словно человек, блуждающий в тумане. Воздух был густым и сладким, и Аллина была здесь, чтобы принадлежать ему, горячая, страстная… и реальная.

Он чувствовал, как она сдерживает дыхание, слышал ее сладостные вздохи, биение ее сердца — в унисон с собственным. Аллина двигалась навстречу, прижимаясь к нему, очаровывая его в темноте.

Когда Конэл вошел в нее, она приняла его, словно гостеприимная хозяйка истосковавшегося по дому путника. Вместе они поднимались и вновь опускались на ложе, двигаясь мерно и плавно. Их губы вновь встретились, когда он ощутил, что она приближается к пику блаженства, и потерялся в ней, отдал себя целиком, полностью опустошая себя…

— Аллина! — он произнес ее имя, только имя, вновь прижав ее к себе. Ощущая уют и тепло, она вновь погрузилась в сон, так и не успев осознать, что плакала.

Незадолго до рассвета Аллина проснулась. Ее мучил страх, что еще мгновение этой ночи с ним — и она станет умолять Конэла. Еще больше она боялась того, что Конэл предложит ей какую-нибудь бледную и жалкую замену любви на всю жизнь и она униженно ухватится за эту возможность.

Девушка молча оделась и вышла из дома, чтобы дождаться рассвета самого длинного дня в году.

На небе уже не было ни луны, ни звезд; ничто не нарушало эту бесконечную плотную темноту. Она видела берег, волны, вздымающиеся на море, а на западе — гигантские зазубренные скалы, на которых стоял круг камней, и ждала.

Амулет тяжело давил ей на грудь.

Осталось всего несколько часов, подумала Аллина. Она не будет падать духом, хотя ночью трудно не потерять надежду. Ее прислали, направили сюда неведомые силы, но это не имело значения. Важно было лишь то, что она здесь, на этом острове нашла ответы на все вопросы.

Ей оставалось лишь надеяться на то, что и Конэл найдет свой ответ в течение дня, который остался в их распоряжении.

Аллина смотрела, как начинается день. На небе медленно, почти незаметно появилась и глянцево заблестела полоска света. Над землей скользил туман, поднимаясь в воздухе, будто влажная занавеска. И вот на востоке порозовело, затем все стало золотистым; будто огонь медленно растекался по небу и морю, становясь все ярче и ярче. Серый воздух заблестел, как жемчуг.

Замок из песка на берегу смыло приливом. Увидев, как легко волна смыла творение ее рук, Аллина загрустила, ее сердце легонько сжалось.

Она повернулась и пошла в дом.

Ей нужно чем-то занять свои руки, чем-то занять свою голову. С тем, что творится в ее сердце, ничего не поделаешь, но она не собирается хандрить — особенно сегодня.