Отныне и навсегда

— Есть. Трое, и у них есть семьи. Хотя те, кто помоложе, переехал на большую землю или даже на материк. Мой отец был единственным ребенком в семье.

Аллина намазала медом свои блинчики и передала бутылочку Конэлу. У него есть родственники, и все же он настолько одинок.

— Значит, у тебя есть двоюродные братья и сестры?

— Да. Когда я был мальчиком, мы играли вместе. Именно от них я узнал, что мне суждено. Я думал, что это всего лишь сказка, вроде историй про русалок, домовых и эльфийские башни.

Конэл ел, потому что еда стояла на столе и потому, что Аллине пришлось потрудиться, чтобы ее приготовить.

— Матушка любила рисовать и делать наброски. Она учила меня правильно видеть мир. Как передать это с помощью карандаша и мела. Мой отец… он любил море. И думал, что я пойду по его стопам. Но когда мне исполнилось восемь лет, подарила мне глину. И я…

Конэл замолчал, поднял свои руки и пристально посмотрел на них. Они были так похожи на руки его отца. Большие, грубые, сильные. Но они не были созданы для того, чтобы забрасывать в море невод.

— Лепка, поиски того, что скрыто в комке глины… Я просто обязан был узнать это! И еще дерево, резьба, чтобы показать другим, что увидел в каком-то полене. Она понимала это чувство. Оно было ей знакомо.

— Твой отец был разочарован?

— Я думаю, скорее озадачен, — Конэл повел плечами и вновь взял в руки вилку. — Как мужчина может зарабатывать на жизнь, строгая деревяшки или обтесывая куски камня? Но моей матери это нравилось, поэтому он не возражал. Не возражал ради нее и еще — об этом я узнал позже — потому, что уже знал мою судьбу. Так что стану я рыбаком или скульптором, не имело, в конечном счете, никакого значения.

Конэл замолчал и вновь посмотрел на амулет, Аллина спрятала его под свитер и, чувствуя его тепло, ждала, когда любимый продолжит свой рассказ.

10

После моего рождения родители пытались еще обзавестись детьми. Дважды у моей матери был выкидыш; во второй раз он был довольно поздним и… повредил ее здоровью. Я был еще мальчишкой, но помню, как она подолгу оставалась в постели, какой бледной была, даже если ей удавалось встать. Мой отец смастерил для нее кресло, и она могла сидеть на свежем воздухе и смотреть на море. Мать так и не оправилась после выкидыша, но я не знал об этом.

— Ты был всего лишь ребенком, — когда Аллина коснулась его руки, Конэл опустил глаза и слегка улыбнулся.

— У тебя мягкое сердце, Аллина… — он сжал ее ладонь. — Все лето, когда мне исполнилось двенадцать, она болела. Весной отец трижды возил ее куда-то на пароме, и я оставался со своими двоюродными братьями и сестрами. Моя мать умирала, и никому не удавалось найти способ ее спасти. В глубине души я понимал это, но гнал плохие мысли прочь. Каждый раз, когда она возвращалась, я был уверен, что с ней все в порядке.

— Бедный мальчик! — прошептала Аллина.

— Этот мальчик был не так хорош, как ты думаешь. В то последнее лето она пошла к морю вместе со мной. Ей следовало бы оставаться в постели, но она не сделала этого. Она рассказала мне о танце камней, о звезде и моей роли в этой истории. Мать показала мне амулет, который сейчас висит у тебя на шее, хотя я часто видел его раньше. Она вложила амулет мне в руку, сжала мою ладонь своей, и я почувствовал, что он дышит… Это меня так разозлило! Я ничем не отличался от других ребят, с которыми был знаком, от своих двоюродных братьев и товарищей по играм. Почему она твердит мне это? Мать сказала, что я еще слишком молод, что нельзя передать мне ' амулет, но они с отцом все решили. Отец согласился на то, чтобы она отдала его мне, когда сочтет нужным. Она спешила передать амулет, прежде чем покинет нас.

— А ты этого не хотел.

— Боже, конечно, нет! Я хотел, чтобы она была с нами. Чтобы все оставалось как прежде, когда она была здорова, а я был обычным мальчиком, который носился по холмам. Я хотел, чтобы она снова пела на кухне, как делала это, когда была здорова.

Душа Аллины разрывалась от сострадания, но когда она потянулась к нему, Конэл остановил ее жестом:

— Я закричал на свою мать и убежал прочь. Она звала меня и пыталась догнать, но я был здоровым и сильным, а она — нет. И даже когда услышал, что она плачет, не возвратился обратно. Я побежал и спрятался в сарае, где мой дядя хранил свою лодку. Отец отыскал меня только на следующее утро.

Он не отстегал меня ремнем, как можно было бы ожидать, и не поволок меня домой за ухо, как я того заслуживал. Он просто сел рядом и сказал, что этой ночью моя мать умерла.

Когда Конэл встретился взглядом с Аллиной, его глаза были необычайно яркими. Она удивилась тому, что пылавший в них огонь не в силах высушить слезы, которые застилали ее собственные глаза.

— Я любил свою мать. Но последними моими словами, обращенными к ней, были горькие упреки обиженного ребенка.

— Ты считаешь… О, Конэл, неужели ты и впрямь веришь, что в свои последние минуты она вспоминала эти твои слова?

— Я бросил ее одну.