Откуда берутся деньги, Карл?

В русских промышленниках поражает их страсть к совершенствованию мира. Умение не только заработать, но и уважать деньги, которые они ох как умели считать, и при этом были готовы отдавать миллионы на обустройство жизни собственных рабочих, как это делал Сергей Иванович Мальцов, на дорогостоящую благотворительность и развитие искусств, как Морозов, Нечаев-Мальцов и многие другие. Они знали, что деньги должны творить добро. Если Марина Цветаева считала иначе — что ж, это ее дело.

Нет в деньгах зла, они заслуживают любви. Чистой, не рваческой. Зло им приписывают только сами люди — из зависти к чужому успеху и собственной инфантильной несостоятельности. Никому не заказан путь к достатку и даже богатству, было бы желание и упорство. Кстати, гораздо меньшее, чем требовалось крепостным крестьянам, выбившимся в люди. Нечего ныть, что в стране не существует социальных лифтов. Их действительно гораздо меньше, чем можно было бы создать в такой стране, как Россия, но те, кому они действительно нужны, их находят. Или создают сами. Не случайна тут история о староверах, Фомичах и Пименовичах. Убеждена, что в их душе нет сознания неправоты денег. И в душах многих россиян его нет, но мы этих людей не замечаем или презираем — так спокойнее. Мы видим только других и уверяем себя, что это и есть русский человек.

Для «других» труд — наказание, зима — наказание, секс для их женщин — наказание. Даже водка и то — наказание. Сама жизнь — наказание, которое несешь как крест.

У «других» нет денег — это же зло! — зато у них есть другое: страна с ее великим прошлым и великим будущим. У них есть герои, великие деды и космонавты — такие же парни, как они сами. Будем ими гордиться и думать о вечном. При этом мочиться в подъезде, ковырять в лифтах на стенах матерные слова, помнить, что застолье немыслимо без драки…

Это где-то там, в Европе, которую мы вроде хотим перегнать, шерифа избрать важнее, чем президента. Улицу замостить, новые лавки цветами украсить важнее, чем Олимпиаду провести. Так потому что страны малые, мышление там у народа куцее!

А «русский человек готов презреть вещи, которые мешают ему лично жить, ради какого-то большого дела, большого процесса, какой-то радости большой, общегосударственной. Вот это ощущение приобщенности к своей огромной истории, в том числе и к своей огромной географии, вот это внутреннее ощущение, что "я русский, какой восторг!.."». Я не смеюсь, просто цитирую уже не Цветаеву, а весьма титулованного писателя-современника Захара Прилепина, национал-большевика, который считает, что «восторг оправдывает любое неучастие и убивает ответственность»[47]. И это так его умиляет: «В России вышел, тут — Архангельск, там — Астрахань! Так много всего, что твой дворик стал совершенно незаметен. За что отвечать? Только ощущать себя ребенком огромного государства»[48].

Мы все хотим жизнь прожить такими детьми, мечтающими стать космонавтами или пожарниками? Мечтать о деньгах, но тут же вспоминать, что три дня гулянки на свадьбе у племянницы дело куда более важное? Наверное, многим из нас нужно совсем иное.

Мы не Морозовы и не Мальцовы, но нам, как и им, нужен труд в радость, который приносит деньги. Нужно заработанное детям оставить, чтобы они нашему труду и нашим жизням цену помнили. Детей надо вырастить так, чтобы те знали, что незаслуженное не идет впрок, и не сходили «с ума от того, что им нечего больше хотеть». И чтоб земля — не в ржавчине вокруг, по крайней мере там, куда наши руки дотянулись.

Желание гордиться своей страной — это прекрасно. Только величие страны — не в Сирии и не в Гренаде, где землю кому-то надо отдать, а в крепких заборах, чистых сортирах и цветниках под окнами. Может, отвлечемся от вечных споров об особом пути России? От этой навязчивой идеи заборы гниют и крыша протекает. Во всех смыслах.

Был ли Великий строй?

В начале XX века реформаторы расчищали капиталу дорогу, промышленники и купцы создавали его. Россия расцветала. Собственно, и Маркс признавал в «Манифесте коммунистической партии» — хоть это и прокламация, — что «буржуазия менее чем за 100 лет… создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства… — какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!»[49] Русская буржуазия строила заводы, нефтепроводы, театры, музеи — их и сегодня можно пощупать руками.