Откуда берутся деньги, Карл?

А в 1930-е годы было совсем не смешно: колхозы соревновались в перевыполнении планов хлебозаготовок, а хлеб отправляли на экспорт. «Голодный экспорт» рождал голодоморы: почти каждый год то в одном крае, то в другом — голод. Люди в деревнях ели лебеду и жмых, морковную и свекольную ботву. Умирали сотнями тысяч. Государство тем временем вывозило выращенное ими зерно. В 1931-1933 годах за границу вывозилось 50-58% всего урожая зерновых. Государству позарез нужны были деньги, нечем было финансировать запуск индустриализации. В 1925-1940-х экспорт топлива составлял лишь 11-13% объема экспорта страны, вывоз редких металлов и алмазов — и того меньше. А 36-40% экспорта приходилось на зерно[50].

Зерно экспортировали самого низкого качества — кормовое, для скота. Другому взяться было неоткуда, тракторов в деревне было раз-два и обчелся. Под страхом наказания за невыполнение плана бабы впрягались в плуги, месили ногами пашню, падали от изнеможения…

Где Маркс в той реальности, которую марксисты-ленинцы строили якобы по его чертежам? Нигде. Если бы рулевых того строя хоть сколько-нибудь заботила верность Марксу, можно было бы оснастить деревню техникой, развивать агрономию. Можно было сохранить объем вывоза зерна на уровне тех же 40%, не выбирая из деревни все подчистую, не доводя ее до голода. За счет того, что стоимость, то есть рыночная цена качественного зерна, намного выше, чем дрянного, — Маркс ж это на пальцах объяснил. Правда, переоснащение аграрного сектора задержало бы на несколько лет индустриализацию, а марксисты-диктаторы, как сказано, не желают ждать. Они строили Вавилонскую башню с крыши, кладя в основание жизни людей.

В городах тем временем уже продавались булки и ситники. Ведь крупные города — это витрина строя, ее надо оформить еще раньше крыши. Откуда взялись белые булки, если страна производила зерно, пригодное только для скотины? Его импортировали! Покупали на деньги от продажи того зерна, которое выгребали до зернышка из колхозов. Нищая деревня оплачивала не только индустриальные флагманы, но и витрины строя.

Так было не только в 1930-х — в период расцвета Великого строя под названием «развитой социализм» царил все тот же убыточный вид животноводства, жертвоприношения священным коровам. В 1946-1947 годах — снова голод. Нужно было выкачать из деревни достаточно продовольствия, чтобы с фанфарами отменить карточки в городах. Не менее важно было еще вывезти 2,5 млн тонн зерна в страны Восточной Европы, чтобы они там не голодали на виду у всего Запада.

А кроме «голодного экспорта» еще и принудительные переселения. Сначала в Зауралье и в Сибирь ссылали кулаков, потом «подкулачников», за ними и середняков, крестьян с каким-никаким достатком. В 1930-е из деревень в Сибирь было выселено вдвое больше народу, чем при Столыпине, — около 4,8 млн человек. Марксисты-ленинцы решали все ту же задачу: освоить азиатскую часть страны. Только добровольное переселение их уже не устраивало. Ждать они не желали и к тому же стремились сорвать людей с насиженных мест, лишить их корней, обезличить, разобщить, чтобы каждый ощущал себя пресловутым винтиком в одной из множества шестеренок Великого строя. И вот уже пара миллионов семей ударно вкалывает на стройках века.

Людей везли в тех самых «столыпинских вагонах», в которых при Столыпине добровольные переселенцы перевозили свой скот! Переселенцев Великого строя высаживали на полустанках в голой степи, заставляя рыть землянки, а наутро уже выходить на работы. Переселения сопровождались голодом. Родители бросали детей на железнодорожных станциях в надежде, что вдруг кто-то их подберет, а если нет — то хотя бы самим не видеть их голодной смерти… В 1931, 1933, 1936 годах в разных частях страны среди бела дня люди падали на землю и умирали… От истощения. В мирное время, не в ленинградскую блокаду! Когда читаешь об этом, в голове лишь один вопрос: во имя чего? Зачем?

Во имя второй священной коровы — «ревущей индустриализации», вот зачем. В новостях, книгах, фильмах людям рассказывали о промышленных гигантах, которые как грибы растут в чистом поле за счет ударного труда советских рабочих и инженеров, ученых и изобретателей. И деревня трудится с ними в едином порыве. Какие сочные снопы стояли на ВДНХ, какие сытые и чистые свиньи водились там (увы, исключительно там) — любо-дорого посмотреть! Идеологи строя мастерски апеллировали к гуманизму, к самым естественным желаниям человека — потребности в достатке, в счастье и радости жизни. В их сказки хотелось верить.

До начала 1970-х из деревни не было исхода. Разве что после призыва в армию парням удавалось не вернуться обратно. Да еще деревенские уезжали из своего села по «оргнабору», когда в село приезжали специально обученные люди и вербовали рабочих на разработки торфа, лесозаготовки, строительство дорог или восстановление Донбасса. Или еще куда-то, но всегда снова на «прикрепление» к конкретному месту, к одному виду труда — тяжелому, низкооплачиваемому, который «просто так» не бросить, чтобы податься куда-то еще.