Откуда берутся деньги, Карл?

В последние годы XIX века Юрий Нечаев-Мальцов построил в городе Гусь-Хрустальном огромный Георгиевский собор, который расписывал художник Васнецов. Фамильный собор, конечно, в революцию разрушили, не уцелел единственный в мире хрустальный алтарь! Это к вопросу о том, что делают с культурой марксисты. Но недавно восстановили что смогли, и теперь в городе существует музей российского хрусталя.

Юрию Нечаеву-Мальцову обязан своим существованием один из крупнейших мировых музеев — сегодня он называется ГМИИ им. А. С. Пушкина. Четырнадцать лет жизни потратил он только на строительство здания. Желтоватый с терракотово-пунцовыми прожилками и темно-розовый мрамор, которым облицованы лестницы, огромный зеленый карниз вдоль главной лестницы на второй этаж. Кому не знаком этот интерьер? Кто не помнит итальянского дворика с его гранитными полами, не полированными, а лишь гладко притертыми плитами?

Музей открылся в 1912 году. На его фасаде табличка с именем основателя — Ивана Цветаева, отца Марины Цветаевой. А Нечаева-Мальцова забыли… Он финансировал музей анонимно — это же потрясающая деталь, так много говорящая о человеке. Конечно, семья Цветаевых отдавала должное Юрию Степановичу, в 1933 году Марина Цветаева вспоминала: «Нечаев-Мальцов стал главным, широко говоря — единственным жертвователем музея, таким же его физическим создателем, как отец — духовным. На музей дал три миллиона, покойный государь триста тысяч. Эти цифры помню достоверно»[44].

Ее отец высказывался о деле своей жизни не менее определенно: «Весною 1895 года г. Витте мне грубо и надменно отказал во всякой поддержке этому Музею, сказавши, что народу нужны "хлеб да лапти", а не ваши музеи. После многочисленных переговоров Витте согласился лишь на 200 т. р.»[45]. Именно тогда Юрий Степанович Нечаев-Мальцов и предложил свою помощь Цветаеву и Клейну — архитектору, построившему здание музея.

Любите деньги чистою любовью…

Наверное, на этом можно было бы закончить рассказ о русских промышленниках. Но речь же у нас не столько о них самих, сколько о деньгах, об отношении к ним русских людей: «Трудом праведным не наживешь палат каменных…» А также и «мерседесов» не наживешь, которые шуршат шинами у тебя под носом и так раздражают, просто бесят… Сложные отношения с деньгами у русского человека. Он вроде бы их любит и уж точно никогда от них не откажется. Но относится к ним презрительно. Они для него зло.

Почитайте Голсуорси, Бальзака, современного британского писателя Джулиана Феллоуза, знакомого русскому читателю не по книгам, а больше по фильмам, таким как «Госфорд-парк», «Аббатство Даунтон». Прикасаясь к жизни Европы XIX-XX веков, видишь совершенно иррациональное стремление знати делить деньги на «чистые» и «нечистые», наделение благородными качествами лишь «старых денег». Будто грязь и кровь, непременно сопровождавшие обретение денег, успели то ли стереться, то ли «отмыться», и нынешние наследники состояний чисты, в отличие от их современников, заработавших деньги здесь и сейчас. Это обычное сословное высокомерие, не более того, даже в последней трети XX века с ним боролась Тэтчер.

В России же относятся к любым деньгам как к мировому злу. То ли потому, что обывателю они приносили одни несчастья — даже небольшие деньги окончательно отвращали от работы, пока не пропивались, а попутно — по пьяни-то — можно было и прибить кого, опять же горе, а виноваты деньги! То ли оттого, что «мыслящие и образованные» — за редким исключением — совсем не мастаки по части зарабатывания и для ощущения собственной исключительности им приятнее считать, что деньги — зло в принципе.

Даже Марина Цветаева, признавая, что Нечаев-Мальцов оказался единственным, по сути, спонсором Музея изобразительных искусств, тем не менее говорит о нем как о «физическом» создателе музея, тогда как своего отца называет создателем «духовным». Не мог Нечаев-Мальцов вложить из собственного состояния три (!) миллиона рублей — немыслимые по тем временам деньги — без глубокой духовной причастности, без потребности в просветительстве собственного народа. Музей же строил, не амбар.

Снисходительно отзывается о его глубоком душевном порыве Цветаева. Она не может не признать, что без него все благородные устремления ее отца остались бы воздушными замками. И при этом пишет: «Не знаю почему [он это сделал], по непосредственной ли любви к искусству или просто "для души" и даже для ее спасения. Ведь сознание неправды денег в русской душе невытравимо…»[46] Как это по-русски — одной рукой брать деньги, а другой тут же свысока похлопывать дающего по плечу…