Отец (не) моего ребенка

Но если продолжу встречаться с Вовой и буду приходить домой к Эле и Виктору, то буду видеть и малыша. Это все равно что растравливать раны солью!

Нельзя к нему привязываться, он чужой. Правильно сказал Виктор: я всего лишь живой инкубатор для их ребенка. Нельзя забывать об этом.

С тех пор как я связалась с этой семейкой, в моей жизни происходят одни потрясения. Но нужно быть благодарной за то, что Илья идет на поправку.

От Вовы пиликает сообщение, но я не открываю его. Сама звоню маме.

Мне нужно поговорить хоть с кем-то, пока совсем не слетела с катушек.

– Привет, мам, – говорю тихо. – Не поздно?

– Что ты, Катюш, привет. Как ты там?

– Да нормально. А вы как? Как Настя себя чувствует?

– Все хорошо, не переживай.

– Я по ней очень скучаю. Она уже спит? Я думала днем позвонить, да не успела.

– Ой, завтра позвонишь. Ей теперь скучать некогда. Вчера весь день снежинки вырезала и цепи из серпантина клеила, сегодня помогала мне имбирных человечков печь, а на завтра у нас целый пряничный домик запланирован. Говорит: ба, хочу такой домик как в этом… ютубе, будь он неладен.

– Весело у вас, – тяну с легким смешком.

– Не то слово, – мама тоже посмеивается. – Она меня замучила своей адской коробочкой. Мы уже и панкейки жарили, и маршмеллоу варили, и шоколадную колбасу делали. Хоть бы уже тот тырнет закончился и дал мне вздохнуть спокойно.

– Прости, мам, она тебя замучила, – мне становится стыдно, что сбросила дочь на маму.

– Нет-нет, что ты, – тут же перебивает она. – Это я так, по-стариковски ворчу. А что мне еще одной делать? С бабками кости соседям перемывать? Уж лучше я с Настенькой пряники буду лепить! У нас ведь и Новый год скоро, и Рождество. Ты же приедешь?

Виснет пауза.

Я не знаю, что ей ответить.

Шмыгаю носом.

– Кать? – голос мамы становится настороженным. – Что-то случилось?

– Нет… просто пока не знаю, смогу ли приехать. Живот уже не спрячешь…

– Понимаю, – она вздыхает. – Ну, я тут Настеньке не дам заскучать. А как Илья? Нравится ему в санатории?

Я благодарна ей за то, что не настаивает. Она у меня такая… все понимающая.

– Да, – улыбаюсь в трубку, – он мне поначалу каждый день звонил, а теперь уже через день. Говорит, нашел друзей, а еще у них там группа отдельная, для тех, кто осенью в школу идет. Весь день расписан: процедуры, учеба, физкультура.

Про Людку и ее угрозы не говорю. Не хочу маму расстраивать. Сама разберусь.

– Ну и правильно, мальчишки не должны без дела шататься, пусть учится. А как у тебя с Владимиром? Все хорошо?

Я замираю. Даже не знаю, что сказать. И врать не хочется, и правду говорить не хочу.

– Нормально, – отвечаю нейтрально.

Слышится шумный выдох.

– Ты его там сильно не третируй.

– Мам.

– Что “мам”? – ворчит она. – Ты как характер отцовский включишь, так хоть в жито ховайся. Все по струнке смирно ходят.

– Ой, не такая уж я и страшная, – отмахиваюсь.

– Ага, когда спишь зубами к стенке. Знаю я тебя. Владимира не обижай, хороший он мужик, и ты ему нравишься!

Я кусаю губы.

Надо же, моя мама за него заступается. Это неожиданно для меня. Не знаю, как реагировать…

– Ну ладно, – она зевает в трубку, – давай, моя хорошая. Пойду я спать. И ты ложись, желательно со своим мужиком.

– Мама! – укоризненно поджимаю губы.

– А что? – она невинно удивляется. – Так теплее!

Она отключается, а я улыбаюсь. Хорошо, что поговорила с мамой. На душе становится легче.

С этой мыслью отправляюсь в кровать.

На следующий день боль притупляется. Уже не так тяжело, но очень не хватает Вовы. Его крепких объятий, откровенного взгляда, насмешливой хрипотцы. Кровать кажется слишком большой, тишина в квартире – гнетущей.

Я слишком быстро привыкла просыпаться и видеть его рядом с собой…

Одиночество давит бетонной плитой. Я плетусь в пустую кухню, кое-как грею завтрак. Ем, не чувствуя вкуса еды. Просто потому что должна есть.

Небо за окнами неожиданно синее, чистое и высокое, выпавший за ночь снег искрится на солнце. Все как у классика: мороз и солнце, день чудесный. Только на душе тоска.

Если еще хоть час просижу в квартире, точно сойду с ума.

Мою посуду, одеваюсь. Заглядываю в холодильник. Мне нужна причина, чтобы сбежать отсюда. Тамары сегодня не будет, так что я могу сходить в магазин, заодно подышу свежим воздухом.

На улице немноголюдно. Я иду, глядя себе под ноги. В памяти, как заезженная пластинка, раз за разом прокручивается поцелуй Эли и Вовы. Эта сцена никак не выходит из головы. Если вчера меня душила обида, то сегодня я пытаюсь найти оправдания Вове. Разум отказывается верить тому, что видели глаза. Может, я ошиблась? Может, что-то не так поняла?

Заворачиваю за угол и почти врезаюсь в прохожего.

– Ой, извините, – пытаюсь его обойти.

И не сразу замечаю, что он намеренно перекрыл мне дорогу.

– Какая встреча! – раздается надо мной знакомый прокуренный бас. – Ну, что поговорим, Катюх?

62

Я поднимаю голову и замираю. Натыкаюсь на липкий взгляд.

Это же Борис, хахаль Людки! Наглые глаза ощупывают меня, словно я стою перед ним голая. И от этого взгляда внутри все беспокойно сжимается, а по спине бежит холодок.