Отец (не) моего ребенка

Несмотря на зиму, двор вычищен от снега. Вдоль забора растут вечнозелененые деревья и кустарники, большое крыльцо с колоннами ведет к массивной двери.

Запрокинув голову, оглядываю двухэтажный дом в колониальном стиле.

– Ух ты, – выдаю, не сдержавшись.

– Нравится? – Вова настороженно следит за моей реакцией.

– Ну… – смущенно отвожу взгляд, – он выглядит таким… дорогим…

– Тебя это смущает?

– Не знаю…

– Идем.

Он крепко берет меня за руку.

По дороге к крыльцу я успеваю заметить фонарные столбы, сделанные под старину. С кованным кружевом вокруг кронштейна и светильника.

Вова прикладывает карту к замку – и дверь раскрывается.

– А здесь кто-то есть? – мой тихий голос эхом разностится по огромному и… пустому холлу.

– Нет, я как-то не обзавелся прислугой, времени не было, – говорит Вова, что-то набирая в телефоне.

И тут же вокруг нас загораются лампы.

– Это “умный дом”, – поясняет он, увидев мой ошарашенный взгляд.

Затем ведет меня дальше.

– Здесь так пусто, – оглядываю голые стены.

Не совсем, конечно, голые. Но мебели здесь нет, как и мало-мальских следов проживания. Будто дом не жилой.

Но кухня радует. Она оборудована по последнему слову техники и именно так, как я представляла, думая о доме Вовы: хром, камень и стекло. Огромная плазма во всю стену, черный с серебром кухонный гарнитур, кожаные диваны вокруг огромного стеклянного стола. На стенах вместо обоев – грубая кирпичная кладка.

– Я пока обжил только одну комнату и вот, кухню, – поясняет Вова, жестом показывая, чтобы я села.

А сам идет к кофемашине.

Я сажусь на краешек кресла.

Тут все такое дорогое… боюсь ненароком что-то сломать.

– Кофе? – Вова смотрит на меня.

– С молоком, если есть.

Через несколько минут он возвращается с чашками и садится напротив меня.

Мне хочется спрятаться от его голодного взгляда. Неловко бормочу слова благодарности и нервно отхлебываю горячую жидкость. Потом выдыхаю.

Так, надо взять себя в руки.

Ничего не случилось.

Просто я у Вовы в гостях.

Мы тут вдвоем. Один на один в этом огромном и пустом доме…

Дыши, Катя, дыши.

Но как оставаться спокойной, если он взял мою руку и гладит, не отпуская? А смотрит так, будто собирается сорвать с меня одежду и разложить на этом столе?

От его горячего, будоражащего взгляда, у меня внутри все сладко сжимается. Но я не собираюсь сдаваться. Мы еще не договорили!

– Ну, – стараюсь, чтобы голос не дрогнул, – рассказывай.

Ео пальцы на моей руке ревниво сжимаются, будто Вова боится, что я сейчас уйду. Но я ведь не собираюсь никуда уходить. Всего лишь хочу узнать правду.

– Эле стало плохо, когда ты отошла. Пришлось ее подхватить, чтобы она не упала, – говорит он ровным тоном, глядя мне в глаза.

Его взгляд гипнотизирует, проникает в самую душу. Мурашки бегут по телу.

– Эле? Плохо? – ой, что-то не верится.

Сомнения, видимо, так ярко написаны у меня на лице, что Вова пожимает плечами:

– Сам удивился. Но она не притворялась, она действительно чуть не потеряла сознание. Виктор вызвал врача, тот сказал, что у нее резко упало давление.

– Интересно, из-за чего? – бурчу недовречиво. – А поцелуй? Я видела, что она тебя поцеловала. Это входило в оказание первой помощи?

Что-то Вова темнит. Прищуриваюсь, ловя его взгляд.

– Прости, – хмурится он, но глаза не отводит, – я просто не ожидал от нее такой прыти.

– Она в тебя влюблена, – озвучиваю я то, что он и сам знает.

Но Вова внезапно удивляет меня. Возражает с кривой улыбкой:

– Вряд ли ее чувства ко мне можно назвать любовью или влюбленностью. Скорее, эгоизмом.

– Что? – теперь уже хмурюсь я.

– Это старая история. Эля работала на кафедре, когда мы с братом пришли учиться. Молодая, красивая, немного старше нас. Вик сразу запал на нее, а я в то время больше учебой занимался, чем девушками.

Он замолкает, будто вспомив о чем-то.

– А она? – подталкиваю его.

– А она почему-то запала на меня. Точнее, потом-то я выяснил почему. Я же старший сын, отец разделил нам с Виком доли наследства, но сделал меня гендиром. То есть по факту все деньги и правление фирмы были в моих руках.

Он невесело усмехается:

– Представляешь, я еще институт не окончил, а отец уже сделал меня своей правой рукой. Я так гордился…

– Значит, у тебя ничего не было с Элей? – никак не могу поверить, что моя ревность беспочвенна.

– Было, – он твердо смотрит мне в глаза. – На выпускном.

Отшатываюсь, заливаясь румянцем.

– Я не святой, Катя, – Вова наклоняется ко мне, не давая отвернуться, – я нормальный мужчина. Но клянусь, что сто раз пожалел о том случае. Я тогда сразу уехал в Штаты, а через три месяца узнал, что Эля и Вик поженились. Но это не все…

– Не все? – замираю, как кролик перед удавом. – О чем ты?

– Есть кое-что, о чем ты должна узнать…

Он откидывается на спинку кресла. Ерошит волосы.

А у меня сердце ёкает. Становится страшно.

– Что я должна узнать?

– Мой брат не может иметь детей, – выдыхает он и резко встает

Отворачивается к окну и засывывает руки в карманы, сминая дорогой пиджак.

Я неверяще смотрю ему в спину.

Руки сами собой прикрывают живот.

– То есть… то есть… – шепчу немеющими губами.