Отец (не) моего ребенка

– Смотри, какую куклу мама подарила, – щебечет она. – У нее руки и ноги двигаются. А это зайчик. Он скачет. А это “волшебное яйцо”, оно растет, если в воду бросить. А это буквы, чтобы слова составлять. Игра такая. Ты умеешь в нее играть?

Я краснею, бледнею, но, закусив губу, продолжаю шинковать капусту для салата. Беру стеклянную салатницу, аккуратно перекладываю в нее нашинкованную и помятую с солью капусту. Мама искоса наблюдает за мной, потом вдруг говорит: 

– Кать, а может ночевать останетесь? Я вам вместе постелю.

– Что?! – от неожиданности салатница выскальзывает из рук и со звоном бьется на части.

Капуста, которой так и не суждено превратиться в салат, разлетается по всей кухне. 

Следующие пять минут мы с мамой ползаем по полу, собирая осколки. 

– А что такого? – оправдывается она. – Думаешь, я слепая? Не вижу, как он смотрит на тебя? Да и ты тоже! 

– Мама! Как ты можешь такое говорить? – возмущенно смотрю на нее. – Мы едва знакомы и вообще, он брат  моего работодателя!

– И что? – она пожимает плечами. – Красивый, видный мужик. Еще и свободный. 

– Откуда ты знаешь?

– Так женатого сразу видно, да и нет кольца у него. А уж как глазами-то тебя ест! Вы только вошли, я сразу заметила!

– Мама, успокойся, между нами ничего нет.

Поднимаюсь с колен, держа в руках осколки тарелки. 

– Так сделай, чтоб было! – сердится мама. – Два года уже прошло, пора забыть прошлое и жить настоящим, Катенька. 

Я решаю не отвечать, чтобы не развивать эту тему. Но в дверях, как назло, появляется предмет нашего спора.

– Я слышал, здесь что-то упало. Ты в порядке? – его пытливый взгляд останавливается на мне. Точнее, на моем животе.

– В полном, – бурчу, отворачиваясь.

Меня внезапно берет досада. Это же он не обо мне переживает, а о будущем племяннике. 

– Ой, а как там стол? – вмешивается мама. – Может, помощь нужна, а я тут Катеньку припахала…

Владимир понимающе усмехается:

– Ваш ветеран еще послужит. Ножку я приделал, пойду, отнесу инструменты.

Показывает на ящик в своих руках. 

Пока его нет, я подметаю остатки капусты. Потом мы с мамой делаем салат, лепим котлеты на заморозку и ставим в духовку очередной противень с ватрушками. На плите, к жареной картошке, томится мамино фирменное блюдо – густая фасолевая похлебка. 

Заглядываю к Насте в комнату. Та спит, прижимая к груди ворох игрушек. Осторожно освобождаю ее от этого груза и укрываю одеялом. Трогаю лоб.

Похоже, температура пошла на спад. 

Выхожу на цыпочках, аккуратно прикрыв за собою двери. 

– Что там? – мама встречает меня взволнованным взглядом.

– Спит.

– Хорошо, – выдыхает она. – Ночью так кашляла, что мы с ней вдвоем не спали. Пусть отдохнет.

– Мам, тяжело тебе с ней? – виновато смотрю. – Прости меня.

– Нет-нет, что ты! – она машет руками. – Мне одной знаешь как скучно? А с Настенькой все веселее. Только бы выздоровела до Нового года, а то у нас в сельсовете будет утренник для детей, с Дедом Морозом и подарками. Жалко, если Настюха не попадет, я ей даже костюм белочки прикупила. 

– Мама, ну зачем! – от ее заботы внутри все теплеет. – Я бы сама…

– Ты и так все сама. Дай другим позаботиться о тебе. 

Это тонкий намек на Владимира, но я делаю вид, что не поняла. Зато вспоминаю, что уже час не вижу нашего гостя. Как пошел относить инструменты, так и пропал. Наверное, уехал. Молча, по-английски, ничего не сказав.

От этой мысли становится немного обидно. 

Мог бы и попрощаться. 

Но в то же время я ему благодарна. Если Эля и Виктор узнают, что я без спросу поехала к больной дочке… Да, будет скандал. А так у меня есть оправдание: раз Владимир не запретил, значит можно. 

Не знаю почему, но есть у меня стойкое подозрение, что в доме и бизнесе Барковских всем заправляет он.

– Так, Катюш, зови гостя, – мама деловито расставляет тарелки. 

С улицы доносится стук топора. Видимо, от соседей.

– Так он же уехал, – говорю удивленно. 

– Какое там! Вон, на заднем дворе толчется. Ой, такой мужчина рукастый, аж любо-дорого! – довольно отзывается она. 

Я слегка подвисаю. В смысле “рукастый”? Ах да, он же стол починил. 

– У меня там в заборе доска отпала, собаки соседские табуном по двору ходили, кур гоняли. Все никак Кольку не могла дозваться, а твой уже приделал ее, – мама улыбается во весь рот. 

– Он не мой, – напоминаю.

– Ой, это временный недостаток! И щеколду на сарае починил. Золото, а не мужик!

– Мама!

– А что “мама”? – она смотрит на меня с невинным выражением на лице.

– Ты нас что, сватаешь? 

Возмущенно смотрю на нее.

– Ну почему сразу “сватаешь”? Просто видно, что мужчина он надежный, слов на ветер не бросает. За таким, как за каменной стеной. Чего тебе еще надо?

– Мама! – с трудом сдерживаюсь, чтобы не взвыть. – Я же сказала, он просто меня подвез. Нет у нас ничего!

– Так сделай, чтоб было! – жестко отрезает мама и указывает на дверь: – Иди, зови своего мужика обедать.

Со стоном, закатив глаза, выхожу из дома. 

В голове никак не укладывается образ мультимиллиардера с молотком в руках. Может, то его охрана починила забор, а мама все не так поняла?