Отец наших отцов

– Загляните в морозильник. Видите там длинный узкий след? Перед вами орудие убийства. Аджемьян изготовил длинный ледяной шип и нанес им себе удар в живот, совсем как японец, делающий харакири.

Девушка попыталась вообразить эту сцену.

– Лед недостаточно твердый, чтобы пробить кожу.

– Достаточно. Если сначала размокнуть в горячей ванне.

Она скорчила гримасу, попытавшись представить, что чувствовал бедняга Аджемьян. Исидора тоже впечатлила железная воля ученого.

– Самым трудным было, наверное, так прямо и умереть с пальцем, указывающим на зеркало, на котором он написал букву S.

– Зачем вся эта сложная мизансцена?

– Он был фанатиком криминального чтива. Вот и решил вписать свою смерть в плеяду великих неповторимых смертей, оставивших след в истории детектива. Это линия тянется от Эдгара По через Агату Кристи в наши дни: самоубийство сосулькой.

Два научных журналиста выдержали минуту молчания, мысленно отдавая дань этому необыкновенному человеку.

– Столько усилий, воображения, подготовки – и все ради того, чтобы побудить потребителя есть меньше свинины, а промышленность – причинять свиньям меньше мучений!

– Не только, еще чтобы люди задались вопросом о загадке своего происхождения.

– «Откуда взялся человек?» Профессор Аджемьян дал на это свой ответ: «Пока звучит этот вопрос, не может быть определенного ответа на другой – «Куда человек идет?» – сказал Исидор.

– Нам осталось только предупредить доктора Ван Лисбет, что пятипалая конечность – подделка. Свиньи обречены на невеселое будущее, – молвила со вздохом Лукреция, прижимая к себе счастливчика Адониса.

19. Передача эстафеты

Где-то в Восточной Африке. 3763452 года, 10 месяцев, 2 дня, 13 часов назад.

ОН занимается с ней любовью. Глаза в глаза. Это удивительный, волшебный, неповторимый момент.

У НЕЕ оргазм.

У НЕГО тоже.

Потом, отдохнув, она отправляется на поиски стаи, в которой могла бы вырастить своего малыша, как «нормального».

ОН остается один. Но по-прежнему не осмеливается вернуться к родительской яме. Как и прибиться к какой-нибудь стае. Создать собственную семейную ячейку и то не смеет. Потому что знает, что ни на кого не похож. Постепенно его спутником становится одиночество. Оно, по крайней мере, не предаст. ОН говорит себе, что в жизни ты всегда одинок. Даже в паре. Даже в стае.

ОН лезет на дерево. Удерживает равновесие на верхних, самых тонких ветвях. Рядом порхает бабочка. ОН протягивает палец, бабочка опускается на него. Она синенькая, с сиреневым отливом, с длинными черными усиками. Бабочка красивая, думает он и чувствует себя уродом.

Бабочка таращит на него свои глаза-шары, огромные по сравнению с ее головкой. ОН дотрагивается до бабочки, та не возражает. ОН бы мог ее убить, даже должен был бы. Убить и съесть.

Бабочке не страшно. Немного побродив по его кисти, она взмывает к облакам. ОН провожает ее взглядом, потом долго смотрит на облака, единственных своих друзей.

ОН говорит себе, что теперь ему никто не поможет. ОН зашел в тупик. ОН стремился совершенствоваться и теперь полагает, что все знает о мире и о Вселенной. ОН горд своим знанием – абсолютным знанием, превзойти которое, как он уверен, не сможет никто и никогда.

Глядя на облака, он мысленно перечисляет, из чего состоит его наука: держаться прямо, как Папа; определять отравленную пищу, как Мама; отгонять хищников палкой, как Папа; пихаться рылом, как Мама.

Он засыпает и прежде, чем его, спящего, задирает леопард, успевает подумать:

«Я прожил прекрасную жизнь!»

20. Последняя теория

Башня-водокачка по-прежнему гордо торчала посреди пригородного пустыря. Наверху, в бассейне, устроенном Исидором Каценбергом, плескались дельфины, безразличные к миру внизу.

Почуяв лавандовое молочко, Исидор открыл глаза и загляделся на Лукрецию Немрод, разлегшуюся на шезлонге в крохотном бикини в горошек.

Из стереоколонок негромко лилась музыка – «Гимнопедия» Эрика Сати.

Дельфины вторили ей свистом и плеском.

– Они никогда не спят? – спросила девушка.

Он сел на синий плиточный пол рядом с ней.

– Нет, они же одновременно и рыбы, и млекопитающие, поэтому вынуждены, находясь в воде, вдыхать воздух. Из-за этого им противопоказана неподвижность. Но отдых нужен все равно, и они решили проблему: две половинки дельфиньего мозга спят по очереди. Одна просыпается, другая перехватывает эстафету сна.

– Сон и бодрствование в одно и то же время?

– Именно, – подтвердил хозяин пляжа. – Резвясь в реальном мире, они одновременно пребывают в мире грез.

– Вот бы и мне так! – лениво простонала Лукреция.

Дельфины, словно услышав ее, удвоили интенсивность шума и брызг.

– У меня иногда получается, пусть всего на несколько секунд, – как ни в чем не бывало проговорил Исидор. – По-моему, это доступно и людям.

Девушка потянулась и открыла последний номер «Геттёр Модерн». Прямо на обложке было крупно набрано: «СЕНСАЦИОННАЯ НОВОСТЬ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА». Фрэнк Готье давал обширный материал, сопровождаемый эксклюзивным интервью профессора Конрада.

– Видали?

– Нет. Что он там наплел?

Девушка открыла первую страницу.