Отец моего врага

Прохор Германович затих на долгую минуту, судя по звукам, меряя шагами комнату и тяжело дыша. Я было решила, что имею право войти без стука, и толкнула дверь вперед, мягко прошептав:

 — Я могу…

И дыхание выбило из груди по мановению ока… На огромном экране, развернутом к двери, было то самое видео из гей-клуба. Загружено с разных аккаунтов в сеть. Множество заполненных окошек: исчезает одно, появляется другое.

— Не-е-ет… — слезы навернулись, ноги приросли к полу. Замерев, я пыталась восстановить дыхание, пока стоящий спиной ко мне Прохор Германович закричал вновь:  — ТЫ ЗНАЛ О ЕГО СУЩЕСТВОВАНИИ?! НЕТ?.. КАКОГО ХРЕНА, ФЕДЯ?! ТЫ — МОЙ ПИАРЩИК! ЗА ЧТО Я ПЛАЧУ ТЕБЕ ТАКИЕ БАБКИ, А?

Вспомнив о вчерашней засаде с Мариной на гаражах, я тут же испытала дикую вину. Ведь, если бы чувства не взяли верх, я бы уже рассказала Прохору Германовичу все о шантажисте! Решив, что лучше поздно, чем никогда, набрала полные легкие кислорода для признания, но тут возник новый оглушающий приказ, граничащий с чем-то безумным и одержимым:

— Если я узнаю, что кто-то знал о существовании этого видео и молчал — сотру в порошок, понятно? Никто и никогда не поможет этому человеку. А знаешь почему, Федя? Потому что нет ничего в мире важнее карьеры!

В тот момент я поняла две вещи. Первая: я всегда буду на втором месте. По факту, это лучше, чем на третьем и четвертом, но все же неприятно. Второе: стоит мне только признаться мужчине в том, что умолчала правду, и словно по взмаху волшебной палочки наше общение прекратится. В лучшем случае — просто отчислят. В худшем — мною будут стирать грязное белье.

— До скорого, жду новостей! — резко отключив связь, Прохор Германович кинул сотовый на диван и повернулся ко мне с изумленным взглядом, словного того застали врасплох. Прищурившись, ректор опасно протянул: — Подслушиваешь, Никифорова?

Меня словно ножом по сердцу полоснули. После того, что произошло ночью, обращение по фамилии было глубоко неприятно. Сглотнув обиду, я равнодушно пожала плечами:

— Открыто было… Вы так громко кричали, что разбудили…

Отряхнувшись, он стер капли пота со лба и, подойдя ко мне вплотную, чмокнул в лоб, как нерадивую дочь:

— Прости, девочка. — Я оторопело смотрела перед собой, где исчезали и появлялись множество роликов из гей-клуба. Прохор Германович хмуро застонал: — Видишь этот ужас? Кошмар, да?

Сглотнув ком, я испуганно кивнула. Тот похлопал меня по спине:

— Ничего-ничего, я найду, кто это сделал. Накажу каждого, кто хоть как-то к этому причастен...

«Например, тебя, Оля, — «поддержал» внутренний голос. — Ведь замалчивание не хуже, чем предательство, нет?»

— А разве, — попыталась аккуратно разузнать я, — все так страшно? Подумаешь, видео? Что оно может вам сделать?

— Солнце мое драгоценное, — Прохор Германович посмотрел на меня злобно, сжимая губы и играя желваками, — моя главная цель — не просто руководить вузом, а приманивать инвесторов. — Он нервно и торопливо посмотрел на часы у стены. — Сейчас только без пяти восемь, а мне уже в панике позвонил Дмитрий Петрович с Виктором Семеновичем. Увидели «это» и требуют приостановить транзакции денег. Им по роду работы нельзя инвестировать в сомнительные заведения с подпорченной репутацией!

— А… — постаралась перевести тему от страха. — Вот зачем вам Федя? Для имиджа?

— Нет, — отмахнулся тот, фыркнув, — пиар-агент мне затем, что я — публичный человек. Кроме того, что руковожу вузом, мечу в Министерство образования и тщательно скрываю владение сетью довольно успешных баров по стране.

Я было открыла рот, чтобы вставить пять копеек, но телефон ректора зазвонил, тот кинулся к нему сломя голову. Посмотрев на номер звонившего, тот переменился в лице: побелел, почерствел и разозлился еще больше.

— А вот, кстати говоря, они самые проснулись! Едрить твою через колено!

— Кто? — не поняла я, начиная медленно пятиться к двери обратно.

— Министерство образования, — выдохну тот нехотя, а потом цыкнул на меня: — Давай отсюда в постель! И дверь за собой прикрой! Нечего тебе взрослые разговоры слушать… Чует мое сердце: много новых слов узнаешь.

Мое сердце разрывалась от стыда и горечи. Ведь во всей той каше, что свалилась на голову дорого мне человека, я была замешана. Я могла все предотвратить, если бы вовремя призналась.

— А что, если?.. — попыталась сказать я, но тот грубо указал пальцем на дверь и нажал кнопку приема звонка.

— ВОН, ОЛЬГА!

Я не стала спорить, но заснуть больше не смогла. Не только из-за чувства вины, но и крики из кабинета не прекращались нескончаемо долго.

Стук в дверь раздался спустя часа три, на удивление спокойный и размеренный. К тому времени я уже успела принять душ и осмотреться: это была спальня хозяина дома. Скромная, но со вкусом. Все, как любил Прохор Германович: все самое нужное под рукой и ничего более. Включив логику, без труда нашла свою уже выглаженную одежду в шкафу и теперь спокойно сидела на подоконнике, кусая ногти от страха.