Разговаривая со мною, он несколько раз выходил в соседние комнаты. Выходил он и на кухню и с кем-то разговаривал здесь. Я не видел его собеседника и не слышал, о чем он говорил, но было заметно, что тот был возбужден и по временам говорил с плачем. Отец Иоанн слушал молча и только изредка вставлял свои вопросы. И это, по-видимому, успокоительно действовало на говорившего.
«Ну, не в деньгах счастье, – сказал наконец о.Иоанн, – ты это помни!» И отпустил собеседника, еще ранее дав ему поручение принести лафиту. Вероятно, это был местный купец.
Свою беседу с о.Иоанном я начал сейчас же, как вошел в столовую. Говорил я спешно, чтобы не задерживать его. Выслушав меня, о.Иоанн распорядился, чтобы приготовили самовар.
– Мы с батюшкой чайку напьемся, – добавил он.
Сам он говорил мало; или только спрашивал, или вставлял короткие замечания в мои слова.
Служанка между тем подала самовар. Чай о.Иоанн сам принес из соседней комнаты, в бумажной обертке, и сам же заварил. Разливал чай тоже сам. Перед чаем распорядился подать хересу. Когда принесли бутылку, он отослал ее назад.
– Мы еще не обеднели, – сказал он шутливо и приказал подать какую-то другую.
Когда подали бутылку, он налил две небольших рюмки.
– Пей! Это укрепляет, – сказал он, чокнувшись своей рюмкою о другую рюмку.
– Мне доктора запрещают пить, – сказал я не столько, впрочем, для того, чтобы отказаться, сколько затем, чтобы выслушать его мнение.
– А я разрешаю, – сказал он решительно.
И действительно, я едва ли когда испытывал более хорошее действие от вина, как этот раз.
Два стакана чаю о.Иоанн выслал кому-то в соседнюю комнату.
За чаем он спросил меня, где я остановился. Я сказал.
– Почему же не в Доме трудолюбия?
– Там дорогие комнаты.
– Вам должны и так дать номер. Скажите от моего имени, чтобы вам дали номер. (Таким добрым предложением я постеснялся воспользоваться, тем более что надеялся видеть его на другой день и на той квартире, которую занимал.)
Я пробыл у о.Иоанна около 40 минут. При уходе он предложил служить с ним на утро литургию. Я сказал, что не был на вечерне и вообще не готовился.
– Это ничего, – сказал он.
Еще когда я сидел у о.Иоанна, я слышал по временам стук в наружную дверь его квартиры. Выходя от него, я заметил у дверей на лестнице несколько мужчин и женщин из простонародья. Видимо, они следовали словам Евангелия: толцыте и отверзется.
В квартире меня ожидали с большим нетерпением. О том, что мне удалось добиться у о.Иоанна приема, здесь уже знали и, как только я вошел в комнату, меня сейчас же осыпали вопросами: что батюшка говорил? как принял? как он себя чувствует? и т.д. и т.д. На другой день народ собрался к церкви в ожидании о.Иоанна еще до звона к утрени; но о.Иоанн приехал в церковь, когда служба уже началась, часов около шести. Во время утрени он часто выходил в соседний придел молиться.
Выходил и на клирос. Из алтаря не было видно его, но когда он показывался народу, это можно было заметить по тому волнению, какое сразу подымалось среди молящихся. По временам слышались истерические выкрики: «Батюшка, дорогой, батюшка!»
Одна женщина так громко кричала, что ее вывели из церкви. Канон о.Иоанн читал сам. Входную перед литургией служащие иереи (нас было пятеро) читали без о.Иоанна.
Служил о.Иоанн своеобразно. Возгласы произносил, по-видимому, с крайним напряжением всего организма; слова не растягивал, но и не сливал, а произносил каждое слово отрывисто и отдельно. Два раза, заметил я, он во время литургии вытер свои глаза платком.
Произносил и свои молитвы. Движения его также были свободны и естественны и необыкновенно порывисты. На все окружающее, по-видимому, он мало обращал внимания. Причащал он сам. Двум отказал в причастии – без всяких объяснений. Одна была девушка, почти что девочка – лет пятнадцати-шестнадцати. Когда о.Иоанн сказал, что не станет ее причащать, она растерянно осмотрелась вокруг себя, сошла с амвона, потом снова стала в ряды идущих к причастию. После отпуста о.Иоанн обратился к причастникам с поздравлением. «Имею честь поздравить вас с принятием Святых Таин», – сказал он и к этим словам присоединил несколько наставлений.
Когда окончилась литургия, к о.Иоанну стали подходить с разными просьбами – кто о молитве, а кто – о материальной помощи. С нами служил приезжий откуда-то молодой диакон, больной и плохо одетый. Он просил помощи на содержание семьи. Отец Иоанн дал ему что-то около 80 рублей. О помощи просил еще какой-то светский человек; он много и со слезами говорил о своей больной жене. Отец Иоанн дал ему 28 рублей. Мой компаньон о. Варфоломей получил на свою новостроющуюся церковь 100 рублей. Деньги о.Иоанн доставал из кармана своего подрясника, где они лежали в нераспечатанных еще конвертах. Благотворил он охотно и без какого бы то ни было душевного смущенья. Тут же в алтаре он диктовал своему секретарю ответы на телеграммы, получавшиеся в весьма большом количестве.