Отец Иоанн (Крестьянкин)

Тотчас внутри всё ожило. Господь принял его слезное исповедание в любви и сотворил чудо».

Гадать о смысле произошедшего с ним не было надобности. Его ждал свой Крест, и ждал в ближайшем будущем. Тучи над о. Иоанном начали сгущаться примерно через три года его служения в измайловском храме, и если он и не знал об этом напрямую, то, безусловно, догадывался.

Во второй половине 1940-х краткий «роман» государства с Церковью подошел к концу. Война закончилась, и советская власть больше не видела необходимости в такой массовой поддержке и лояльности верующих, как прежде. Над церковной жизнью был установлен жесткий тотальный контроль, из Церкви стремились сделать некое «ведомство» под управлением Совета по делам Русской Православной Церкви во главе с генерал-майором МГБ Г. Г. Карповым. За деятельностью этого совета, в свою очередь, пристально следили всевозможные «проверщики», и идеологические, и экономические. В среду прихожан и священничества активно внедрялись осведомители и агенты МГБ. Открыто исповедовать «религиозные взгляды» по-прежнему значило загубить себя в политической, общественной и служебной жизни — быть православным и гордиться этим не могли позволить себе ни министр, ни депутат, ни офицер, ни чиновник, ни школьный учитель, ни врач, ни писатель.

Во многом такой поворот был связан с крахом честолюбивого проекта, задуманного в Кремле, — созыва в СССР Всеправославного Собора, подчинившего бы Русской Православной Церкви все прочие поместные Церкви и придавшего Московской Патриархии статус Вселенской. Это позволило бы Советскому Союзу противостоять влиянию католицизма в мире и оказывать дополнительное политическое воздействие на Болгарию, Югославию, Румынию и Грецию. Но этот проект не осуществился из-за того, что влияние Москвы на Восточные Патриархаты после послевоенной эйфории успело сильно ослабеть. Московское Совещание глав и представителей поместных Православных Церквей, прошедшее 8–18 июля 1948 года, продемонстрировало, что «давить» на Грецию и Югославию СССР не сможет, а в экуменическом движении, на которое также возлагались определенные надежды, уже лидируют американцы. Проект был признан нецелесообразным, и в связи с этим роль Церкви в жизни государства начала стремительно уменьшаться. Внешне это выразилось во всевозможных запретах и ущемлениях. Так, в 1948-м запретили проводить церковные сборы на патриотические цели, молебны в поле во время сельскохозяйственных работ, духовные концерты в храмах вне богослужений, крестные ходы из села в село, увеличили налогообложение храмов и епархий; все священнослужители были обязаны подписаться на государственные займы. В 1949-м были запрещены вообще все крестные ходы, кроме Пасхальных. Священникам больше не разрешалось обслуживать одновременно несколько приходов и «превращать проповеди в храмах в уроки Закона Божьего для детей». С 1950-го на службу в армию призывали учащихся духовных семинарий, не имевших священного сана. Число монастырей в 1947–1948 годах сократилось со 104 до 85, в 1949–1953 годах было закрыто 1055 храмов, а многие насильственно переделаны под зернохранилища. Новые храмы и раньше открывались очень неохотно — так, в 1945-м в Москве была открыта всего одна новая церковь, в 1948-м — две, а многочисленные ходатайства об открытии отклонялись под любыми предлогами: ветхость здания, невозможность его переоборудования из склада, наличие рядом (в 15 километрах) другой церкви, неправильное оформление ходатайства. А после 1948 года в стране не было открыто вообще ни одного нового храма, монастыря или духовной школы, хотя ранее планировались учреждение духовной академии в Киеве и семинарии в Новосибирске.

Возобновились, хотя и в меньшем объеме, чем прежде, и аресты духовенства. В 1946-м был арестован митрополит Нестор (Анисимов), в 1948-м в седьмой раз был арестован и осужден на 10 лет архиепископ Мануил (Лемешевский); о. протоиерей Дмитрий Дудко тоже получил 10 лет лагерей. В 1949-м был приговорен к высылке в Казахстан инспектор Московской Духовной академии архимандрит Вениамин (Милов). Арестовывались и «рядовые» приходские батюшки — о. Александр Колчев, о. Михаил Годунов, о. Валериан Николаев, о. Павел Максимов, о. Николай Харьюзов и другие.

Под пристальным наблюдением находилась и скромная церковь Рождества Христова в Измайлове. «Первый звонок» для нее прозвенел в ноябре 1948-го, когда были арестованы служившие в измайловском храме о. Виктор Жуков и о. иеродиакон Порфирий Бараев. О. Виктор служил в храме два года, а вот о. Порфирий был его «старожилом», диаконствовал с 1933-го. С ними у о. Иоанна были прекрасные отношения. Обоих выслали в Канск Красноярской области (оба, к счастью, вернулись; о. Виктор в 1957–1971 годах был настоятелем храма). В феврале 1949-го в храме сменился весь клир, после смерти о. протоиерея Николая Архангельского пришел новый священник, летом — новые настоятель и диакон, тогда же поступила в хор новая певчая… Все эти люди в ближайшем будущем сыграли в судьбе о. Иоанна зловещие роли.