Отец Иоанн (Крестьянкин)

«Первое, что он делал, это вставал перед иконами и читал молитвы: „Царю Небесный“, „Егда снизошед, языки слия, разделяше языки Вышний, егда же огненные языки раздаяше, в соединение вся призва; и согласно славим Всесвятаго Духа“, „Не умолчим никогда, Богородице, силы Твоя глаголати, недостойнии…“, и мы всегда понимали, что это не просто беседы, а общение, в котором услышим такие наставления, которые должны исполнить, что ответы на наши вопросы, которые мы зададим отцу Иоанну, будут проявлением воли Божией в нашей жизни» (протоиерей Михаил Правдолюбов).

«„Помолимся“, — и отец Иоанн встал перед иконами своего переднего угла. Поднял ввысь обрамленное серебристой сединой лицо и начал читать молитву. Лучше сказать, не читать, а говорить, произносить, священнодействовать. Потому что в словах молитвы он будто уходил от того, что вокруг него, уходил в удивительную область духовного бытия. Слова его молитвы становились весомыми, живыми, сильными, беспредельными. Они были наполнены слышанием и наполнены слушанием. Он говорил и слышал одновременно. Эти слова были таинственным образом — диалог. В этих словах присутствовал Бог. Молящийся отец Иоанн пребывал в безвременье вечности» (Л. А. Правдолюбова).

«Закончив это главное дело, он поворачивался к гостям. Охватывал всех радостным взглядом. И тут же спешил благословить каждого. Кому-то что-то шептал. Волновался, объяснял. Утешал, сетовал, подбадривал. Охал и ахал. Всплескивал руками. В общем, больше всего в эти моменты он напоминал наседку, суетящуюся над многочисленным выводком. И только совершив всё это, он почти падал на старый диванчик и усаживал рядом с собой первого посетителя. У каждого были свои проблемы» (митрополит Тихон (Шевкунов)).

«Заходит группа людей, а он, выходя к народу, радостно восклицает: „Деточки, деточки, идите скорей сюда!“ А „деточкам“ от пятидесяти до восьмидесяти! Тут батюшка мне напомнил доброго доктора Айболита, потому что он к каждому подставлял правое ушко, а руку складывал трубочкой — как будто прослушивал, что там за болезни у человека, и всё время повторял: „Так-так-так. Пьет, говорите? Так-так, болеете…“ и прочее» (архимандрит Николай (Парамонов)).

«Мы благоговели перед самой кельей отца Иоанна. Я был свидетелем разных бесед отца Иоанна и всегда поражался: с людьми плотского духа он говорил о духовном, но на их языке, так, что они понимали его и уходили приподнятые над собственной жизнью. Он сразу видел, с кем говорил. Помню, приехал я к нему, сидим в келье, и вдруг его наместник вызывает. Закрыл меня батюшка, и долго его не было. Вернулся, только начали разговор — опять стук в дверь; перед кельей его почти всегда стояла очередь: священники, паломники… Его постоянно отвлекали. Выскочит, там поговорит с кем-то, возвращается, и всякий раз улавливаешь его настрой именно на беседу с тобой. Огромная редкость такой дар — жить жизнью того человека, с которым разговариваешь. Батюшка обладал им в полной мере» (монах Михаил (Усачев)).

«Как-то беседуя одновременно с несколькими посетителями, он говорил, обратившись не ко мне, а к другому человеку, и я подумала, что то, что он говорит, меня не касается. И решила не слушать, чтобы не любопытствовать. Я стала отвлекать себя от „подслушивания“ рассматриванием икон в келье. Батюшка это сразу же почувствовал и, не глядя на меня, взял за руку и привлек к внимательному слушанию. Каждое слово в общих беседах старца было важно для всех. Иногда было непонятно, о чем батюшка мне говорил, но через некоторое время смысл его слов открывался» (Г. П. Коновалова).

«Он принял меня как старого приятеля. Держал за руку и ласково смотрел сквозь толстые стекла очков. Я не мог оторвать глаз от его взгляда. Это были не очки, а фантастический микроскоп, сквозь который он видел мою запачканную грехом душу. Я чувствовал, что проваливаюсь в какое-то зазеркалье. Состояние было близким к обмороку. Я плохо понимал, о чем он говорит, но чувствовал, что он не просто говорит, а молится обо мне, помогает увидеть завалявшиеся в закромах памяти старые грехи. В какой-то момент мне показалось, что сам Господь смотрит на меня глазами отца Иоанна» (А. Богатырев).

«Глаза сквозь увеличительные линзы кажутся огромными, всезнающими. Смотрят глубоко-глубоко и всё в тебе видят. И страшно, и совестно, и радостно. Вообще благоговейный страх — очень характерное состояние грешной души рядом со святым человеком. Я испытывала такой страх вместе с чувством стыда и недостоинства своего рядом с батюшкой постоянно» (О. Б. Сокурова).