«Сама я никогда не пыталась быть внутри этой толпы — это было невозможно, каждый ценил свою близость к батюшке и ни за что не уступил бы своего места. Мне же оставалось быть рядом за этой толпой, слушать отрывки батюшкиных наставлений. Но мне хотелось их слушать и не хотелось уходить» (В. Клюдина).
«Я вместе с другими паломниками после окончания литургии ждал выхода батюшки Иоанна из Михайловского собора. Ожидавших было довольно много, люди были все страждущие: у кого муж в тюрьме, кто разводится, кто пьет, у кого больные дети. Все были удручены своим горем, находились в печали, унынии и друг с другом не разговаривали. Помню, что и у меня в душе было уныние, тоска и какое-то болезненное состояние. Внезапно появился отец Иоанн. Он всегда ходил очень быстро, почти летал. Его ряса часто развевалась по ветру, как крылья. Внешне батюшка отец Иоанн был невысокого роста, лицом и манерами напоминал профессора дореволюционного времени, глубоко интеллигентного и тактичного. Общаясь с ним, каждый чувствовал любовь и уважение к себе и даже некое равенство. <…> Хорошо помню, что люди, обступившие его со своим горем, стали вдруг как-то оживляться, радоваться, а некоторые даже начинали смеяться от радости. И я тоже почувствовал, как с появлением батюшки мое внутреннее состояние изменилось. Уныние, тоска в душе исчезли, и вместо них появилась бодрость и одухотворенность» (Н. К. Симаков).
«Вот он выходит через боковую дверь Михайловского собора, где его уже ждет солидная группа людей. Они такие разные — мужчины, женщины, старушки, девицы, дети и юноши. Кто-то знает, с кем ждет встречи, кто-то просто слышал об отце Иоанне. В их среде то и дело слышится шепот: „Он же святой… Прозорливец… Он мне всю жизнь изменил…“ Мгновение — и батюшка уже спустился с высоких ступеней собора, люди обступают его плотным кольцом, тянут к нему руки, хотят только прикоснуться — „Святой“. А он просто, с улыбкой, но очень убедительно громко говорит:
— Ну что вы! Что вы! Вон святой пошел — великой жизни! — И рукой показывает на совсем еще юного иеромонаха.
— Все скорее к нему!
И народ наш, „жадный до святыни“, слушая его веление, мчался осаждать иеромонаха, рукоположенного несколько дней назад, а около батюшки оставалась небольшая группка людей, которых он обнимал, благословлял, целовал в голову и снова благословлял. Они ждали именно его и с ним удалялись от собора, провожали до кельи, иногда ждали около нее, а иногда на Святой Горке. С ними он говорил, ими он руководил, им открывал волю Божию, но не как Моисей, сходящий с Синая, а как один из них самих — знающий досконально их жизнь и нужды. А если быть точным, то говорил не он, а его любовь к тем, кто в нем нуждался. Он жил для них и ими» (митрополит Меркурий (Иванов)).
«Помню, как зимним морозным днем на улице у алтаря Михайловского собора стояло много людей, съежившихся от холода, — они уже очень долго ждали появления батюшки. Наконец открылась дверь, вышел отец Иоанн, увидел толпу народа, улыбнулся и весело пошутил: „Ой, какой май на дворе!“ Все тоже заулыбались, обрадовались, стали тесниться к нему. Действительно, тепло стало, как будто май на дворе. Батюшка стал всех благословлять и тут же отвечать на вопросы, сам спрашивать. Увидев унылое лицо, обратился к этому человеку со словами: „Почему у тебя такой вид? Ты болен? Нет, нет, так нельзя. Вот и я болею, а никто не видит“. Лицо этого унылого человека сразу изменилось, стало радостным» (Г. П. Коновалова).
«Вот спрашивает одна паломница: „Батюшка, как научиться вере?“
— Как вере научиться? — переспросил батюшка. — Вере невозможно научиться. Ею надо жить. Помнишь слова Господа: „Просите, и дано будет вам?“ Вот молись и проси: „Господи, дай мне истинную, живую веру“. Истинная вера свидетельствуется упованием на Бога и подтверждается безропотным несением своего жизненного креста.
— Батюшка, а я сильно болею, — сказал кто-то.
— Нужно тщательно поисповедоваться, пособороваться и причащаться Святых Христовых Таин, — ответил старец.
А кто-то попросил благословения в монастырь.
— Какой тебе монастырь! Кто нас там с тобой ждет?! Ты ведь живешь с мамочкой. И келья у тебя есть. А мамочка — твоя игуменья» (игумен Александр (Самойлов)).
Еще один пример такого диалога «на бегу», дословно записанный в 1983 году. Женщина пожаловалась о. Иоанну, что ее внук болеет так сильно, что его не берут даже в ясли.
— Так, так, почему такое — не берут? Надо разобраться. Сколько ему лет? А родители верующие?
— На свечку иногда дают.
— Нет, что на свечку дают — это еще ничего не значит. Вон у нас и экскурсанты приезжают, на свечки дают — а уезжают такими же, какими приехали. Это ничего не значит. А венчаны они?
— Нет.
— А крещеные?
— Да.
— А ребенок крещен?
— Да.
— Ну вот, ты им скажи: «Эту болезнь вам Господь посылает, чтобы вы обратились к Нему». И еще скажи — вот бывает посевная кампания и уборочная. В газетах большими буквами пишут, видела? Вот ты им скажи, какая у них была посевная кампания и какая уборочная. Пусть подумают. И ты думай…