Отец Иоанн (Крестьянкин)

«За старцем Иоанном, светящимся любовью, шла огромная толпа народа. Люди ощущали его благодатность совсем конкретно, старались хотя бы к одежде его прикоснуться. Хотя старец, конечно, вел борьбу с таким обожествлением. Потому что главная черта старчества — смирение.

Как только я увидела батюшку, я была поражена прежде всего его взглядом. У него были очки с толстыми стеклами, которые очень увеличивали глаза. И на тебя смотрела такая обжигающая любовь! Я сразу про себя подумала: „Как преподобный Серафим Саровский!“» (Т. С. Горичева).

«Несмотря на окружавших его и рвущихся к нему людей, батюшка мог „прорваться“ и подойти к какой-то скромно стоящей в стороне фигуре, видимо, и не помышляющей поговорить с ним. Если отец Иоанн видел человека впервые, он обязательно расспрашивал обо всех обстоятельствах его жизни, чтобы „войти в его жизнь“ и лучше его понять. Иногда он тихо и долго (до получаса и более) беседовал с этим „несчастным“, прозревая своими духовными очами особую нужду в этом» (К. и А. Белавские).

«Батюшку мы видели всегда куда-то спешащим, парящим, я бы сказала. Быстрой, живой, летящей походкой, с развевающимися одеждами, перемещался он по монастырю. Как-то, пробираясь сквозь толпу, он весело сообщил о себе: „Посторонитесь, посторонитесь, скорый поезд идет!“» (Г. П. Коновалова).

В беседе с автором этих строк петербурженка Глафира Павловна Коновалова добавила интересную подробность — батюшка ходил не только быстро, но еще и очень прямо, «развернуто», держа поистине офицерскую осанку. Это было связано, видимо, как с его личными особенностями, так и с тем, что еще наместник о. Алипий строго запретил монахам ходить ссутулившись — только гордо и прямо, высоко неся свой сан.

«Народ окружал старца плотным кольцом и иногда теснил. Однажды мы с моим другом-семинаристом в алтаре подошли к нему на беседу, а он в конце нам сказал: „Деточки! Вы мне доброе дело должны сделать. Сейчас всенощная кончится, и надо будет меня провести в келью“. Мы подумали: „Ну что тут такого, ничего проще нет!“ И вот выходим мы с черного хода, с крыльца, и видим море людей — и все они стоят и ждут благословения батюшки. Мы просто опешили: как мы сможем через это море батюшку провести, нас просто замнут! Народ, когда увидел отца Иоанна, радостно вздохнул общей грудью, я навсегда запомнил этот общий вздох духовного восторга, радости. Одна женщина закричала: „Батюшка! — а в руке у нее была громадная пачка писем. — Это все вам!“ Старец сказал: „Пощадите, пощадите пожилого человека!“ И мы ринулись через эту огромную толпу, батюшка поджал ножки, и мы просто понесли его по воздуху, но постоянно боялись, молились, как бы нам не рухнуть, особенно когда с лестницы спускались» (архимандрит Николай (Парамонов)).

Выше уже говорилось о том, какие препятствия на своем пути приходилось преодолевать паломникам 1970–1980-х годов на пути к о. Иоанну. Просто так к нему было не попасть, приходилось проявлять чудеса изобретательности. Если примечали на Успенской площади плотную, осанистую и чаще всего грозно насупленную фигуру отца наместника с жезлом в руках — разбегались кто куда, как мыши, недаром про него ходила присказка: «Наш наместник Гавриил — архилютый крокодил». Пользовались любой возможностью, чтобы поймать батюшку по пути от келии и в келию — у дверей в трапезную, в коридоре, на деревянной лестнице, которая вела на второй этаж братского корпуса, и в самом коридоре корпуса. Конечно, заветным желанием любого было попасть в саму келию и удостоиться от старца хотя бы небольшой беседы. И многим, несмотря на все препятствия, это удавалось.

Как правило, о. Иоанн сразу узнавал у человека, когда именно и по какой причине он приехал в обитель. Сам он полушутливо-полусерьезно говорил:

— У меня целая диспетчерская, как нигде. Приходят прямо с билетами. Приехал тогда-то, уезжаю тогда-то — в 14.30., в 14.50., в 15.05.

Узнав «график» приезжего, он благословлял его на житье в монастыре, исповедь и причастие, а принимал в день отъезда, когда, как он говорил, «нам остается только поставить печать на принятое сердцем решение».

К приему паломников батюшка по возможности готовился — не только внутренне, но и внешне. Всегда тщательно причесывался, а когда уже не мог сам, просил его причесать, с улыбкой говоря: «Ко мне же дамы придут!» Не терпел, когда в его одеянии был какой-то изъян: всегда тщательно проверял, к примеру, не остались ли на рукавах следы воска от свечек.

«В келье, где батюшка принимал своих многочисленных посетителей, он появлялся всегда очень шумно. Отец Иоанн влетал — да-да, именно влетал — и когда ему было семьдесят лет, и восемьдесят, и даже девяносто. Немного покачиваясь от старческой слабости, он бежал к иконе и на минуту, не обращая ни на кого внимания, замирал перед ней, весь погружаясь в молитву за пришедших к нему людей» (митрополит Тихон (Шевкунов)).