Читаем Отец и сын полностью

Когда австрийская сторона убедилась в том, что русским действительно известно местонахождения Алексея, то в Эренберг был направлен чиновник министерства иностранных дел Густав Кайль. Это был сравнительно молодой человек; ему не было и сорока. Он хорошо говорил на славянских языках и не первый раз приезжал к Алексею. Поэтому его новое появление в Эренберге тревоги у русского августейшего беженца не вызвало.

Кайль широко улыбался, но просил у Алексея Петровича разрешения побеседовать наедине. Наедине же Кайль убрал с лица улыбку и изобразил на нем безмерную озабоченность:

– Ваше Высочество, я привез Вам очень плохие новости…

– Что случилось? – спросил Алексей встревожено. – Захворала матушка?

– Нет. – ответил Кайль. – Сведений о здоровье вашей матери мы не имеем. Спешу, однако, успокоить. – в тюрьмах при регулярном питании узники часто живут очень долго.

– Она – не в тюрьме. – чуть-чуть только обиделся царевич. Сильно обижаться на хозяев было нельзя. Алексей Петрович это хорошо понимал.

– Я знаю. Но ваш монастырь от тюрьмы почти не отличается. Однако новость, которую я вам привез намного хуже, чем русский монастырь.

– К делу, любезный Кайль! – нетерпеливо прервал царевич. Голос у него дрогнул. Может быть, он что-то уже предчувствовал?..

23

Каэль набрался духу и ответил:

– Отец Вас нашел.

– Как – нашел? – громко и с заметными нотками ужаса в голосе вскричал царевич.

– Он знает, что вы здесь, в Эренберге.

Одно только мгновение прошло, и оно изменило человека целиком. Царевич немедленно побледнел и ухватился за спинку стула, чтобы не упасть. Голас пропал. Он спросил шепотом:

– Батюшка требует выдачи?

– Пока нет. Пока мы просто тянем время. И еще, сколько можно будет, потянем… Ваше Высочество не может сказать, что мы ведем себя бесчестно. Единственное, чего более всего хочет наш добрый император Карл – так это только любви и согласия между Вами и великим отцом Вашим. И укрыли мы Вас – как вы сами просили – потому что отец ваш на Вас гневается. Ведь наш добрый император – ваш шурин. И ему очень не хотелось бы оставлять без покровительства Ваших детей. А лучшей помощью им было бы возвращение Ваше к отцу с миром.

– Вы хотите, чтобы я явился к отцу? – шепотом отчаянно закричал Алексей. – Но это – невозможно! Вы – не понимаете! Отец тут же прикажет оковать меня в кандалы! Он начнет розыск! Он обвинит меня в государственной измене! Хорошо, если только сошлет, но может и голову снять! Вот что будет! Вы с вашим императором – разве этого хотите?

Ноги в эти секунды напрочь перестали держать царевича, он рухнул на колени и, что называется, залился горькими слезами.

Кайль смутился. Согласитесь, читатель, ведь далеко не каждый день доброму австрийцу приходится видеть наследника русского трона, тем более, плачущего, и, тем более, стоящего на коленях и нуждающегося в утешении. Поэтому, преодолев некоторое смущение, Кайль, как истинный слуга своего долга, осторожно ответил:

– Нет, Ваше Высочество, наша добрая Австрия не хотела бы этого… Кроме возвращения к отцу есть еще пока возможность перевезти Вас в другое место. Есть выбор.

– Выбор? – ярился горестным шепотом Алексей. – Вы говорите – выбор? Да вы смеетесь надо мной, государь милостивый! – Царевич уже отчасти пришел в себя; он уже бегал по комнате, вскидывал свои длинные, плетеобразные руки и хотел бы, наверное, грозно кричать. Но кричать – не получалось. Голос пропал.

– Ни какого выбора у меня нет! У меня есть пока только силы – бегать от отца – и только! Да и то, если цесарь меня будет продолжать прятать! И все! Ничего другого у меня больше нет!

– Итак, вы желаете продолжать укрываться в землях империи?

– Да!

– Тогда – готовьтесь! Мы выезжаем нынешней ночью. Только вы и я. Ваших людей мы оставляем пока здесь. Пока. И более того: сначала крепость покину я. В вашем плаще. Шпион, если он здесь, – последует за мною. Этот человек очень ловкий. Настоящий дьявол. Он проник в тайну. Он обнаружил Ваше пристанище. Он уже доставил нашим людям много головной боли. Полиция не смогла его взять. Он умен, силен и настойчив. Препятствия его, очевидно, не пугают. И он работает в одиночку. Если бы у него были помощники, то кого-то удалось бы заметить. Но он один. И пока неуловим. Но Вы – не волнуйтесь. Я точно приехал без хвоста. И постараюсь увести его за собою. Итак, сначала я, потом Вы…

24

Но Густав Кайль – ошибся. Александр Румянцев сел ему на хвост сразу, как только этот самоуверенный австрияк выехал за ограду Хофбурга. Примету же коляски Кайля – свежеокрашенные охрой «пальцы» всех четырех колес – сообщил Веселовскому часовщик. А часовщик связан с вице-канцлером… Чувствуете? Нет, Вы чувствуете? Чувствуете, что отсюда следует? Отсюда следует, что Шенборн ведет двойную игру! Но зачем ему это надо? Абрам Петрович дивился этому необычайно. От раздумий на эту тему у Веселовского не проходила головная боль.

25

Вернемся, однако, в Эренберг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза