Читаем Отец и сын полностью

Итак: кому же из австрийского руководства А.П. Веселовский мог пустить пробный шар? Поразмышлять здесь есть над чем. Поскольку в самое наиближайшее время события должны были получить заметное ускорение в развитии. Ошибиться было нельзя.

Императорское окружение тогда составляли: канцлер граф Даун, вице-канцлер граф Шенборн, граф Цинцендорф, граф Шторенберг и князь Траутсон. Подробнее о них речь пойдет далее. А сейчас необходимо сказать следующее.

Нам представляется, что это и был тот круг вполне доверенных и вполне проверенных лиц, своеобразное императорская политическая коллегия, опираясь на которую Его Величество Император Священной Римской империи германской нации Карл VI Габсбург принимал важнейшие решения.

Самой же удобной для контакта А.П. Веселовскому представлялось фигура вице-канцлера графа Шенборна. И вот, почему.

По службе они уже виделись и беседовали. И поэтому просьба Абрама Павловича о встрече, особенно в то время, когда царь полуофициальным образом находился на территории Империи, вице-канцлера не удивила. Несколько удивился Шенборн только от того, что русский резидент попросил о приватной встрече. Но и это, по здравому разумению, не могло изумить Шенборна. Потому что у царя могла быть и какая-то личная просьба, которую удобнее передать неофициально. Например, он мог высказать пожелание заказать венским придворным ювелирам драгоценности. И об этом надо было, конечно, приватно известить императора. А, может, русский властелин хочет приобрести что-нибудь из живописи? Ведь по слухам, он начал собирать свою коллекцию. Голландцев и немцев. Морские виды и корабли. Вкусы у него странные, но ведь «De dustibus non est disputandum».

18

Принимая во внимание все эти, не вполне еще ясные ему самому соображения, граф Шенборн передал русскому резеденту через своего человека – часовых дел мастера Кеннера, что встретиться можно было бы в… Хофбурге, императорском дворце. Поясним, почему.

Хотя Хофбург – это действительно резиденция императора, но время от времени, по приказу императора в ту часть дворца, где были размещены картины, пускали и простую публику. Веселовскому было сказано, что как раз завтра, с полудня на три часа откроют для обозрения полотно великого итальянца Лоренцо Лотто «Мадонна со святыми Екатериной и Иаковом Старшим».

Здесь будет интересно заметить, что картина сия была куплена у художника Бартоломео дела Нааве, а уже тот перепродал ее англичанам, которые, было время, много покупали живописи – и не особенно торговались – для своего короля, несчастного Карла I, а после того как его казнили сторонники ужасного кровопийцы Кромвеля, картину эту, и еще много картин эрцгерцог Леопольд-Вильгельм, большой ценитель живописи, у англичан купил.

А историю полотна кисти Лоренцо Лотто Абрам Павлович Веселовский должен был против своей воли выслушивать находясь среди многих часов. Часовых дел мастер Кеннер, на беду русского резидента оказался еще и немалым любителем живописи «от Джотоо и далее» и просто очень любил поговорить.

Назавтра к полудню Веселовский поплелся в Хофбург. Именно поплелся, потому что к живописи был ну совершенно равнодушен. С немалою толпою он прошел во дворец, толпа же привела его к самой картине.

Абрам Павлович языки знал, прожил уже не малое время в Европе. Он с удовольствием потреблял западные культурно-бытовые благости, но … «Но позвольте, – спрашивал он сам себя в некоторой растеренности, поскольку был православным, в вере тверд, и на творения этого Лотто смотрел как на… кощунство, и не иначе. «Какая же это, прости, Господи икона? Это просто крестьяне присели отдохнуть от трудов праведных. Больше того: если бы не ангел, можно было бы подумать черт знает что! Какие же это святые? На наших-то иконах – коли святой, то уже и худ так, как и должно быть праведнику и постнику. А здесь? Персоны с жирком-с. Тьфу!»

В самый разгар таких размышлений кто то взял Веселовского под локоть, а когда Абрам Павлович посмотрел, кто, то увидел снова часовых дел мастера Кеннера.

Не выпуская из руки локтя Веселовского, мастер, благоговейно глядя на творение Лотто, говорил негромко, а особенно для русского резидента: «Превосходно, правда? Хотя в композиции нет ничего нового и это обыкновенное «Святое семейство». К тому же – прошу обратить внимание – природа на полотне тоже совершенно обыкновенная. Облака и небо совсем не палестинские, а совершенно те, что бывают в горах Тироля».

«И это еще не все! – пел почти-что в уши Веселовскому часовых дел мастер. – По каноническому правилу ангел должен держать над головой девы Марии не венок, а корону. А здесь – веночек, вот как!»

С видимым сожалением закончив рассказ о картине, Кеннер также тихонько, с тою же улыбкой, сказал резиденту, что он, Веселовский, должен сию минуту спокойно зайти за вон ту зеленоватую плотную портьеру. Там будет дверь с ключом с обратной стороны. Всего то и нужно – войти в эту дверь и закрыть ее на ключ. Вот и все…

19

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза