Видит Бог, я не люблю русских. И много смеюсь над их пьянством и невежеством. Но я помню, что ныне служу России и царю. И поэтому предательство Бранкована вызывает у меня чувство мести. Я очень хочу, чтобы этот негодяй закончил свою жизнь как злодей: без славы, без памяти и проклятым. Он оказался предателем. Как он предал русских? Просто. Он не пришел на помощь. Решил выждать. Выждал. Убедился, что крах похода русских неизбежен. И даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь единоверцам. Почему? Потому что турок он боялся больше, чем осознавал грех неисполнения договора. Потому и закончил жизнь свою во вполне турецком духе: явился к нему во дворец Могошоайя палач из Стамбула и удавил его, используя большую физическую силу, прочным шелковым шнуром. Так что справедливость восторжествовала, хотя для царя это не было утешением. Утешился султан Ахмед III. Наказал мерзавца. И в данном случае я султана полностью поддерживаю. Хотя он и почитает Магомеда. Изменник получил должное. И слава Богу, нашему христианскому Саваофу.
Однако я увлекся и опередил события.
Земля Молдавии полностью находится между Днестром и Прутом. Я всю жизнь буду помнить это злосчастное поселение Новые Станилешты. Что значит это название по-немецки, я не знаю. Кроме того, что это что -то новое. Я видел его. Это гадкое и грязное место. И можно только вообразить – насколько гаже и грязнее Новых были старые Станилешты. Кстати, эти названия следует понимать во множественном числе! До сих пор не могу понять, почему грязная валашская деревня должна именоваться и пониматься во множественном числе, подобно, к примеру, Дельфам или Афинам. Но с военной позиции совершенно неважно – гадки или не очень были эти Станилешты. С военной точки зрения главный вопрос для Петра заключался в том, где должен находиться Прут по отношению к русской армии: перед фронтом или в тылу.
Даже дурак может понять, что оставлять крупную реку за спиной – сверх опасно. Я могу только вообразить, как обрадовались турки, получив известие о том, что русские на правом берегу и уже даже отошли от реки. Они без труда разобрались в том, что надо делать: надо окружать русских, прижав их к реке. Окружение состоялось вполне, причем, почти совершенно без нашего противодействия. Настолько больше было турок. Все сорок тысяч наших попали в окружение. Почти сразу же начались атаки янычар. Их было две – страшных, ужасных атаки. Но мы отбились. За эти две атаки янычары потеряли так много своих людей, что, как я слышал, в третью атаку идти отказались, и дело дошло до бунта в янычарском лагере.
Что такое янычарская атака, я испытал на себе. Убыль в людях в моем батальоне была больше половины. А в одном капральстве в строю осталось пять человек, причем капрал был ранен дважды, но остался в строю. Я – тоже получил резаную рану плеча, но, по-счастью, собака-турок достал меня только кончиком своего страшного ятагана.
Наступила ночь.
Как мне позже сказали знакомые немцы, бывшие тогда поближе к царю, он к этому времени совершенно потерял уверенность в себе и даже плакал, когда понял, что силы слишком неравны и прорыв невозможен. Свидетели поведения царя тою ночью говорили мне, что с ним была несомненная истерика. Его Величество то отчаянно порывался покончить с жизнью, чтобы избежать позора пленения, то громогласно плача благодарил Бога за то, что Бог надоумил его запретить сыну-наследнику участвовать в походе вместе с ним, отцом и поэтому Россия останется в управлении и получит шанс благодаря уму царевича Алексея избежать хаоса…. А то наоборот, ругался последними словами и большая часть ругани царской доставалась опять сыну. Отец кричал, что неспособный сын загубит все его отцовское дело… Но нашелся человек, который все спас. Это – новая жена царя, которую зовут Екатерина. Эта простолюдинка непонятно какого происхождения, то ли литвинка, то ли финка, или как говорят русские, чухонка, сумела успокоить царя, прекратить истерику и добилась того, чтобы царь хотя бы три часа поспал. И пока Петр спал, к турецким аванпостам были высланы наши парламентеры. Как я слышал, они декларировали туркам, что война эта не нужна ни русским, ни туркам, и что за прекращение войны царь может заплатить какие угодно деньги – за то, чтобы турки сняли окружение, а русские – благополучно ушли домой. И договор посулили мирный самый выгодный султану.
И представь себе, Вилли, – это удалось! И скажу еще: но не для кого из тех, кто истинно знает турок, такой исход не удивителен. Ибо они, как и почти все азиаты – чрезвычайно алчны.
Как мне сказал на ухо один из близких к царю немцев, которого ты, Вилли, знаешь, так как он с родителями в своем детстве жил в нашем городе в доме у реки против мельницы, жена царя собрала все свои драгоценности кроме обручального кольца, стоимость которых составляла умопомрачительную сумму, сложила их в кожаный мешок и велела отдать все паше. И паша деньги взял!