Отчий дом

Плетеное сиденье жалобно скрипнуло под ним, аэроплан вздрогнул, и что-то похожее на стон почудилось Зарайскому в звоне расчалок и тросов.

Моторист Нелидов ухватился за лопасть винта, крикнул:

— Контакт!

Зарайский, не отвечая, включил контакт и открыл бензин. Мотор загудел. Стоякин поднялся с травы, подошел к аэроплану.

— Высота — двести метров. Один круг и — на посадку!

Зарайский кивнул и порулил. Все настороженно провожали аппарат глазами.

На старте Зарайский вдруг расстегнул ремни, подтянулся к подкосу, на котором висела иконка и, поцеловав ее, трижды перекрестился. Потом сел, застегнул привязные ремни. Двинул вперед бензиновый сектор. Мотор заревел с бешеной силой, и аэроплан побежал…

Губы Зарайского непрерывно шептали молитву. Деревья привокзального сада набегали с ужасающей быстротой.

— Господи, спаси и помилуй… — быстро-быстро шептал Зарайский слова молитвы и едва ли сознавая, что делает, он стал все больше и больше передвигать бензиновый сектор назад…

Мотор утихал. Аэроплан замедлил бег. Зарайский опустил хвост аппарата и выключил бензин. Мотор остановился.

От ангаров бежали люди. У Зарайского дрожали колени. «Что теперь будет? Что будет!..»

Впереди всех бежали Стоякин и маленький Нелидов, похожий на подростка. Стоякин поддерживал кортик и что-то кричал.

Зарайский увидал его свирепое лицо и невольно поежился: «Выгонит… Выгонит, как собаку!»

Взгляд Зарайского неожиданно упал на Нелидова и задержался на нем. Лицо механика было теперь необыкновенно бледным. Темные хохлацкие усы и густые нависшие брови еще больше подчеркивали бледность. Что-то испуганное и виноватое было в этом лице.

Зарайский решительно сузил глаза.

Первый подбежал Нелидов и, ухватившись за стойку, вскочил на нижнее крыло.

— Что стряслось, ваше…

Зарайский выждал, покуда подбежал Стоякин, а за ним и все офицеры группы, медленно отстегнул привязные ремни и вдруг с размаху ударил Нелидова сначала по одной щеке, потом по другой.

— Вот тебе, сволочь! Вот! — зычно, с ненавистью, в которую уже поверил сам, крикнул Зарайский и, повернув голову к Стоякину, доложил:

— На взлете обрезал мотор… Должно быть, засорена подводящая бензиновая трубка.

Петр Николаевич поглядел на Нелидова. Уши и щеки механика горели. В обвислых усах блестела слеза.

— Ваше благо… Ваше… — шептал он дрожащими губами.

За время обучения в школе Нестеров хорошо узнал механика Геннашу Нелидова. Это был удивительно работящий, скромный и честный человек. Теперь Нелидов плакал, кусал губы, и весь облик его выражал такое горе, что у Петра Николаевича дрогнуло сердце.

Да, может быть, Нелидов ошибся, не доглядел. Нельзя ошибаться механику. И без того смерть вырывает авиаторов одного за другим. Нельзя ошибаться… Но как посмел Зарайский бить Нелидова!

Все эти мысли и наблюдения пронеслись в голове Нестерова в какую-нибудь долю мгновенья. Его словно ветром подхватило и подняло на крыло аэроплана.

— Я не хотел с тобой… связываться. Но если ты еще раз посмеешь…

Зарайский не успел ответить.

— Прочь! — закричал Стоякин. Пересекая его лоб, набрякла синяя жила. Крутые желваки на щеках делали его лицо скуластым и страшным.

Зарайский выбрался из аэроплана. Стоякин сел на его место.

— Контакт! — крикнул Нелидов и дернул за винт. Мотор не заводился.

— Видите! — заторопился Зарайский. — Мотор неисправен, это же ясно!

— Он перегрелся и потому не заводится, — заметил Петр Николаевич. — Продуй его, Нелидов!

Механик стал вращать винт против хода и снова крикнул:

— Контакт!

Мотор чихнул, винт сделал один оборот и остановился.

— Пойдет, пойдет, Нелидов!

— Только сильнее дергай за пропеллер!

— Не мешало бы в клапана подлить бензинчику! — советовали со всех сторон механику. Гимнастерка Нелидова на спине стала темной от пота.

— Контакт!

Мотор чихнул снова и затрещал на малых оборотах.

— Держать крылья! — крикнул Стоякин. Все уперлись плечами в голубоватую снизу обшивку крыльев.

Стоякин давал мотору максимальные обороты, резко убирал и выдвигал бензиновый сектор.

Мотор был удивительно послушен и на больших оборотах ревел с неистовой силой.

Стоякин поднял руки и взмахнул ими. Офицеры, державшие аэроплан за крылья, отбежали в сторону. Через несколько минут Стоякин был уже в воздухе. В этот день он летал смелее и красивее обычного…

11

Случай с Зарайским вызвал немало пересудов. Лузгин и Митин говорили, что мотор вполне мог дать перебои и что на взлете нет ничего более опасного.

Нестеров откровенно считал Зарайского трусом и подлецом вдобавок: избиение Нелидова — не что иное, как попытка отвести от себя подозрение в малодушии.

Миша Передков сетовал на торопливость Стоякина, который задался, видимо, целью первым выпустить в самостоятельный полет своих желторотых птенцов.

Один лишь князь Вачнадзе молчал и внимательно прислушивался к горячим спорам.

Зарайский сначала оправдывался, угрожал Нестерову судом общества офицеров за оскорбление, потом притих и то и дело срывал стебельки травы и нервно кусал их зубами…

— Что скажет князь Вачнадзе? — спросил Миша, подмигнув товарищам.

— Я скажу, господа, одно: нельзя судить о черте, не побывав в его шкуре.