Смелое маневрированье Нестерова в воздухе видели все летчики и ученики Качинской школы.
— Нестеров!
— Тот самый, что первый сделал «мертвую петлю».
В столовой, в офицерском собрании его окружали плотными группами, забрасывали вопросами. Он рассказал им, что сейчас он впервые испытал, что можно в полете ориентироваться не только по земле, а и по солнцу. И скорость… скорость очень полезно занимать у ветра.
Ученики и летчики смотрели на него, как на бога. Каждый мечтал: «Вот бы мне научиться летать так, как летает Нестеров!..»
На следующий день инструктор штабс-капитан Андреади, пользовавшийся репутацией блестящего летчика, взлетел на своем аэроплане и, проделывая крутые крены «не хуже Нестерова», неожиданно сорвался с крутого виража и разбился насмерть.
Петр Николаевич, мрачный, как туча, долго стоял у обломков аэроплана. «Андреади… Тот, что прославился в позапрошлом году перелетом из Севастополя в Петербург. Представляю, как эта катастрофа отозвалась в сердцах учеников!..»
Вечером, по просьбе начальника школы, Нестеров сделал доклад о причинах гибели инструктора.
— …Дмитрий Георгиевич стал жертвой старого, неправильного метода пилотирования, когда не учитывалась перемена функций рулей при глубоких виражах…
Вернувшись в Киев, Петр Николаевич часто стал уединяться с механиком Нелидовым. Оба в коротеньких кожаных тужурках, только у Петра Николаевича — с черным бархатным воротником, они целыми днями лазили по аэроплану, осматривали и ремонтировали его.
Даже Миша Передков не мог узнать, что задумал Нестеров.
Одиннадцатого мая в три часа тридцать минут утра Петр Николаевич и Нелидов взлетели и взяли курс на станцию Быхов. Ветер был попутный, и через три с половиной часа они уже заправлялись бензином в Быхове.
В восемь часов утра — снова в воздухе. Петр Николаевич косился на синие тучи, закрывавшие небосвод на севере. Ветер усилился. Он подбрасывал то одно, то другое крыло, неожиданно поднимал хвост, и вскоре аппарат стал походить на утлое суденышко, бросаемое тысячепудовыми волнами в штормовом море.
Нелидова тошнило. У Петра Николаевича кружилась голова. «До Витебска не дотянем!» — подумал Нестеров и у станции Городок повел аэроплан на посадку.
— Чудн
— Шум — плохой попутчик, Геннадий Матвеевич, — отозвался Нестеров.
— Петр Николаевич, — неожиданно виноватым голосом проговорил Нелидов. — Забыл вам передать… Когда вы были в перелете, приходил ваш друг… Запамятовал, как он назвался… «Передайте, грит, Петру Николаевичу, что я уезжаю далеко, вслед за Леной… И пусть его хранит судьба! И вы храните его, пуще глаза своего храните!..» Слово с меня взял, чтоб я берег вас…
«Данила!..» — догадался Петр Николаевич. Он долго молчал и вдруг сказал сердитым, сдавленным голосом:
— Чую — будет гроза. Россия бурлит. Много я облетел городов и селений. И всюду встречал недовольных, гонимых. Дымком мятежа тянет, и его улавливают даже такие нечуткие ноздри, как мои.
Он сорвал травинку и, взяв ее в рот, задумчиво пожевал.
— А с Запада? С неметчины? Оттуда уже давно собираются тучи.
— Да-а… — протянул Нелидов. — В России неспокойно…
Пока они разговаривали, аэроплан и их самих окружила толпа крестьян, работавших в поле. Впереди застыли мальчуганы — сплошь белоголовые, в рваных домотканных портках с одной помочей через плечо.
Петр Николаевич оглянулся, увидал крестьян и сел, наблюдая за тем, как толпа удивленно разглядывала их, точно диковину.
— Здравствуйте, господа! — сказал Петр Николаевич.
— Добрый день! — ответил за всех высокий старик с короткой седой бородой. — А только здесь господ нету. Мужики мы из села Коротьки. И заметьте, все Короткевичи.
— Как, все? — спросил Петр Николаевич.
Морщины старика залучились улыбкой. Стала слышна его хрипящая одышка.
— Все как один! В древности здеся хутор был. Жил мужик Короткевич Василий, имел целую дюжину сынов. Сыны женились, потом женились внуки. Ну, Короткевичи росли числом, множились семьи… Густой корень-то!
— Садитесь! — пригласил Нестеров.
Старик крякнул и сел. За ним сели все остальные. «Душевный человек, — думал старик. — Офицер, а с мужиком разговор у него уважительный: „Здравствуйте, господа!“ Гм! И в глазах у него насмешки не видать…»
— Интересное у вас село! Дружное, наверно?
— А как же! Пришла в село повестка из города: «Короткевичу явиться в суд за потраву скотиной овсяного поля помещика Литвинова». Думали мы, думали. Имя в бумажке не поставлено. Явились в суд всем селом, все шестьдесят три мужика с половиною!
— Почему «с половиною»? — спросил Нелидов.