От первых проталин до первой грозы

Елизавета Александровна, наверное, тоже устала, Во всяком случае, день ото дня она становилась всё злее и придирчивее. Бориса уже дважды пороли вожжами в спальне. Колька ходил с подбитым глазом. Лизиха хотела ударить его по плечу, а он пригнулся- вот и получил синий фонарь под глазом. Ольга, несмотря на свой двадцатилетний возраст и внушительный вид совсем взрослой барышни, терпела такую же печальную участь.

Бабке Лизихе как будто даже доставляло какое-то особенное удовольствие ставить Ольгу на колени рядом с нами, ребятами, и так же отделывать её линейкой.

Казалось, Лизиха хотела этим сказать: хоть ты и взрослая, а раз уж попала ко мне, изволь подчиняться и терпеть, как все другие. Мне наплевать, что ты уже взрослая. Не хочешь терпеть - выходи замуж,

Собственно, всё это Лизиха не раз и высказывала при нас самой Ольге. Та только молчала да, когда уже не хватало никакого терпения, горько плакала.

Один .только Митенька благоденствовал по-прежнему.

После неудачного диктанта, когда у него отобрали книжку, он, .видимо, так "расстроился", что в каждом диктанте стал делать не менее десяти, а то и пят-надцати ошибок. Но бабка Лизиха скоро и с этим примирилась. Правда, по вечерам она занималась с ним особо, заставляла списывать с книги и даже диктовала ему отдельно. Но успехи были не такие уж блестящие.

- Ну что, без книжечки-то не вытанцовывается? Опять десять ошибок насажал, меня догоняешь! - поддразнивал его Николай.

Митенька при этом от злости бледнел, но ничего не отвечал. Только один раз со слезами в голосе сказал:

- Бог тебя за меня накажет. Вот увидишь, накажет!

- За тебя-то? - удивился Колька.-Да он меня наградит ещё, что я тебя на чистую воду вывел.

Эта лёгкая перебранка заклятых врагов произошла на большой перемене. После перемены в тот день все решали трудные арифметические примеры и потому, чтобы немного освежиться, то один, то другой удалялись в переднюю и дальше в сени, якобы "по необходимости".

Ушёл даже самый прилежный Митенька, ушёл и что-то долго не возвращался.

А вот и Коля решил немного освежиться. Он вышел в переднюю. И вдруг оттуда донёсся его яростный крик:

- Ты что здесь делаешь? Дай сюда!

Послышалась возня.

Елизавета Александровна встрепенулась:

- Колька, в чём дело? Иди сюда! Колька влетел в комнату весь красный, задыхаясь от бешенства:

- Он, он! Сволочь!.. Он - часы, мне в карман... Вот, глядите!

- Кто? Какие часы? - изумилась бабка Лизиха.

- Ваши, ваши часы! В карман суёт! А я вхожу, увидел. Вот он!

Все обернулись к передней. В дверях стоял Митенька, бледный как смерть.

- Митя мои часы тебе в карман совал? - спросила Лизиха.- Что ты врёшь! Зачем?

- Не знаю. Чтоб вы искать начали. Чтоб подумали- я их взял. Чтобы...Колька остановился, поражённый какой-то мыслью, вдруг даже завизжал от злости: - Он! Он и тогда - Ваське! Он... кошелёк. Васька не брал! Он, он... подлец!..

Все вдруг поняли, о чём кричит Коля. Поняла и Елизавета Александровна.

Она встала и подошла к Мите:

- Говори, зачем часы ему совал?

- Я пошутил,- чуть слышно ответил тот,

- Пошутил? - как-то загадочно проговорила Елизавета Александровна.- И тогда тоже пошутил?

Она вдруг взяла Митю за воротник курточки и стала дрожащими руками расстёгивать.

- Что вы, что вы!..- залепетал он. Елизавета Александровна вытащила из-под воротника крест на тонкой золотой цепочке:

- Целуй крест, клянись, что не ты кошелёк положил!

Митя весь затрясся.

- Целуй, говорю, и помни: руки-ноги отсохнут, если, если соврёшь!

- Простите меня! - завизжал Митя, бросаясь на колени, схватил руку Лизихи, начал её целовать.- Простите, простите меня! Я больше не буду!

- Подлец! Иуда!..-заорал в исступлении Колька, готовый броситься на Митеньку.

- Николай, на место! - приказала Елизавета Александровна.

Все разом притихли,

~ Встань, Митя, -сказала она взволнованным, но твёрдым голосом.- Не проси! Бог тебя простит' Собери книжки и уходи. Больше ты у меня учиться не будешь.

Митя понял, что просить уже не стоит. Он встал и, опасливо поглядывая в сторону Николая и Бориса, быстро собрал свои книжки и тетрадки.

- До свидания, Елизавета Александровна,- сказал он серебряным голоском, будто ничего и не случилось.

Елизавета Александровна не ответила.

Митя подождал секунду: не простит ли? И, не дождавшись, вышел в переднюю.

Хлопнула выходная дверь.

Все сидели молча, будто придавленные страшной новостью.

Потом Елизавета Александровна обратилась к Коле:

- Сходи к Марье, Васиной матери. Скажи, что Елизавета Александровна её просит сейчас же прийти. Если Вася дома, пусть тоже придёт. Скажи -я очень прошу.

Все мы продолжали сидеть за книгами, но ничего не учили. Да и Лизиха не требовала. Она сидела за столом, облокотив голову на руку, и будто никого из нас не замечала.

Не знаю, сколько времени длилось это мучительное ожидание.

Несколько раз Лизиха даже вставала и выходила в переднюю, послушать не идут ли. Слушала, снова устало садилась в своё кресло.

Наконец послышались шаги. Пришли. В комнату вошёл Коля и следом за ним худая немолодая женщина в поношенном пальто и в платочке.