От и До. Свидетельства бывших атеистов

Я понимаю, что вся эта ругань, она мне адресуется. И так смешно. Он меньше меня ростом был, а портфель мой, то есть, рюкзак этот походный, он выше его головы был. А меня он еще заставил пилу эту нести. То есть, мало того, что у меня рюкзак был, мне еще приходилось очень неудобно нести пилу в коробке. Там была подарочная кружка фирменная. И он мне всегда говорил: «ты ж не разбей, а то я три шкуры с тебя спущу». Я говорил: «хорошо».

И я иду, и слышу, как он ругается на меня. А я не пойму, за что ругается. И вот представляете, он таким кричал матом — трехэтажным. Это православный христианин! Знаете: не тронь, а то пойдет вонь. Все мы хорошие, пока ты не устанешь, не разозлишься. И я понимаю, в чем суть по мере его приближения. Оказывается, он меня ругал за то, что я вперед него пошел, далеко от него ушел, и что уже смеркалось. Это лес, там была трасса рядом, мы еще в лес не вошли. И он говорит: «сейчас подъедет машина, меня заберет, по голове дадут и увезут, на органы. А ты и знать не будешь!»

И он на меня так орал. Вы знаете, я все время думал, как он о себе переживал. А то, что мне было семнадцать лет, и меня точно так же, как и его, могли… он об этом не думал (смеется). Но он сказал:

— Все, отныне идем вместе. Будем смиряться, терпеть. Будешь вместе со мной идти. — А он медленно, конечно, шел. Ну я говорю:

— Хорошо, будем вместе идти, ладно. Будем вместе держаться. — И он говорит:

— Ошибочка вышла. — Я говорю:

— Ну ничего себе ошибочка! Должны были три пройти, а прошли восемь километров. — Он говорит:

— Ну, я точно знаю, что сейчас направо. Там пару километров, и финишная прямая.

Ну хорошо, пошли. Это было часов в пять, полшестого, уже так темно довольно. И мы сворачиваем в лес. Далеко отходим. Смотрю, уже километров пять прошли. Очень далеко, уже темно стало. Выходим — развилка. Я его спрашиваю:

— Куда идти?

И он знаете, так прищуривается, и я понимаю, что он забыл. Он же не хочет показать, что он забыл, и он не поймет. Вы знаете, что такое в лесу забыть? То есть, обратно идти пять километров, это было реальнее. Но опять же: где ночевать? Кто примет на ночлег? Мы холодные, голодные, мокрые. Минус двадцать на улице. Там домов рядом нет, никакого частного сектора. Куда идти? В радиусе километров десяти не было ничего.

Но идти домой надо было в любом случае. У нас силы еще ж были. И он говорит:

— Налево. — Я говорю:

— Точно налево? — Он говорит:

— Точно налево.

— Ну, пойдем налево (смеется).

Пошли. Иду, молюсь вместе с ним. Идем, еще километра четыре или пять проходим — другой поворот.

— Сейчас куда? — Он говорит:

— Тоже налево. — Я говорю:

— Точно налево? — И он так прищуривается, и я опять понимаю, что он забыл.

— Точно, — говорит, — налево.

Пошли налево. Километра четыре прошли, не меньше. Я потом по карте смотрел, там километра четыре, не меньше. Зашли в какую-то глухую, уже вымершую деревню. Там никто не живет, только дома деревянные остались, и кладбище какое-то. Ночь, темень, я иду, и понимаю, говорю:

— Все, мы не туда пришли. Надо возвращаться назад.

И он тоже это понял, что мы не туда пришли. Идем назад, и он начинает щуриться. Я понимаю, что он забыл. А мы уже устали. Я уже шел расстегнутый нараспашку, мои легкие вдыхали воздух, а я уже не чувствовал кислорода. Я ел снег, потому что пить не было, у нас воды с собой не было. Кстати, это большая ошибка, чтоб вы знали — снегом увлекаться нельзя. Очень быстро охлаждается организм, и человек засыпает. Тянет в сон. Поэтому надо с собой носить обычную воду. Но у нас ее не было. Тоже пожалели денег.

И получается: уже эти лямки давили на плечи очень сильно. Когда я пришел у меня два синяка были. И знаете, когда мы возвращались из той заброшенной деревни, мы уже прошли километров, наверное, пятнадцать или двадцать. То есть, очень много. И я понимал, что сейчас, когда мы только выйдем на развилку, пройдем ли направо, и, может, мы ошиблись еще в самом начале. И мы замерзали, хотелось спать. Мы останавливались, ложились на снег и считали. Он считал, я считал, чтобы не заснуть. И страх был, потому что можно было еще напасть на диких кабанов. Точнее, они бы на нас напали. То есть, на их тропу. Волки, лисы — все это было. И шли с молитвой.

И вот, когда мы заблудились в очередной раз, не туда пошли, и выходили обратно из той заброшенной деревни, его так накрыло. Мне тоже было очень морально тяжело. Уже было не смешно, и я уже начинал себя готовить к той мысли, что мы не выйдем. А он начал злиться, ругаться, начал сквернословить.

И вот, знаете, он упал. И падал он очень смешно. Я же его попросил:

— Давай по очереди, по-честному нести бензопилу. — Он говорит:

— Ну, ладно. Я старый, а ты молодой. Тебе легче.