Осужден пожизненно

Снова наступила томительная тишина, нарушаемая какой-то возней в тюрьме, словно к борту внезапно бросился крысиный выводок, застигнутый в бочке с мукой. То было шарканье ног арестантов, которые кинулись к своим нарам, стремясь уйти от угрожавшего им залпа картечи. Для двадцати отчаявшихся людей, дрожащих от страха перед жерлом гаубицы, это было убедительнее всяких слов. Все рухнуло – товарищи отказались их поддержать. Положение было отчаянным. Из длинного темного туннеля, откуда выкатили гаубицу, доносился приглушенный рокот, который иногда слышишь в морской раковине. Отверстие туннеля напоминало окно, за которым царила темнота. По обе стороны этого жуткого окна, прижатые друг к другу, стояли Пайн, Викерс и стражники. Перед ними лежал труп несчастного юнца, которого Сара Пэрфой довела до гибели. Рядом с ними, притиснутые к этой окровавленной растерзанной массе и отшатываясь от нее, замерли в ужасе двадцать озлобленных мятежников. Позади них из темноты в стороне от света из открытого люка жерло гаубицы угрожало смертью и разрушением; а за гаубицей угрюмо поблескивал ряд мушкетных стволов, освещенных фитилем, который держал верный слуга Викерса.

Люди, попавшие в ловушку, устремили взоры наверх, но там, у люка, уже выстроился караул, и некоторые члены экипажа с бравадой, свойственной морякам, поглядывали вниз на арестантов. Выхода не было.

– Даю вам минуту! – крикнул Викерс, зная, что и секунды было бы достаточно. – Одну минуту на размышление, или…

– Сдавайтесь, дружки, бога ради! – послышался голос какого-то несчастного из тюрьмы. – Неужто вы хотите нас всех погубить?

Джемми Ветч, благодаря странному свойству нервных натур, понял, что товарищи ждут, чтобы он выступил как парламентер и крикнул:

– Мы сдаемся! Нечего ждать, пока нам вышибут мозги!

Подняв руки вверх, повинуясь указанию Викерса, он первым двинулся к арестантской.

– Принесите кандалы! – скомандовал Викерс, стараясь скорее покончить с неприятной ситуацией. И не успел последний бунтовщик пройти мимо все еще горящего фитиля гаубицы, как стук молотков возвестил о том, что Ворона заковывали в цепи, которые были сняты с его стройных ног месяц назад, когда корабль проходил Бискайский залив.

Через минуту опускная дверь закрылась, гаубицу с грохотом откатили обратно к креплениям, и тюрьма снова вздохнула.

Тем временем почти столь же волнующая сцена разыгралась на верхней палубе. Габбет, в порыве слепого бешенства, которому подвержены грубые от природы люди, и разъяренный провалом всей затеи, схватил за горло Фрера, решив свести счеты хотя, бы с одним из своих врагов. Но, несмотря на свое упорство и преимущество в весе и силе, он нашел в молодом лейтенанте более опасного противника, чем ожидал.

Морис Фрер отнюдь не был трусом. Даже самые заклятые враги, знавшие его жестокость и себялюбие, никогда не обвиняли его в отсутствии храбрости. В беспечные дни юности он славился как раз противоположным. Он был любителем многих видов спорта, гордился силой своих мускулов, и не раз в ночных трактирных пирушках, заканчивающихся скандалами, им же самим затеянными, опровергал ходячее выражение о том, что наглец всегда труслив. У него была хватка бульдога: дай ему только вцепиться зубами в противника – и он будет держать его до конца. Что касается физической силы, то это был второй Габбет, только с профессиональной выучкой призового борца; а в поединке двух людей, наделенных равным мужеством, знание приемов борьбы значит больше, чем сила.

Казалось, в происходящей сейчас борьбе такое знание не играло большой роли. Неискушенный наблюдатель мог бы подумать, что разъяренный Верзила, схвативший человека за горло и подмявший его под себя, легко окажется победителем. Ведь здесь, где не было ни места, ни времени для демонстрации приемов борьбы, все решала грубая сила.

Но если умение и опыт не прибавляют силы, они зато придают хладнокровие. И Морис Фрер, захваченный врасплох, не потерял присутствия духа. Хотя арестант навалился на него всей своей тяжестью, лишив его возможности ответного удара, Фрер, оказавшись на спине, обвился ногами вокруг бедер противника, а рукой захватил его за ворот. Так они катались по палубе, а перепуганный часовой не решался выстрелить. Но вдруг корабль сильно качнуло, и Фрер подмял под себя Габбета. Напрягая все свои мускулы, лейтенант противился усилиям Габбета сбросить его, так что Габбет с таким же успехом мог бы биться о каменную стенку.

Глаза Верзилы выступали из орбит, все его сухожилья напряглись до предела, но он не мог сбросить противника. А когда лейтенант почувствовал, что Габбет освобождает руку, чтобы нанести решающий удар, он резким движением поднял правое колено и ударил им Габбета в челюсть; тяжелая голова откинулась назад, и Фрер нанес второй удар по мускулистой шее. Верзила сделал усилие вывернуться и попытался встать на карачки, но был тотчас окружен матросами.