Тут началась и закончилась, быстрее чем можно описать, одна из гомеровских битв одного против двадцати – битва не менее героическая оттого, что Аякс был арестантом, а троянцы – обычными матросами. Отбросив от себя нападающих с той быстротой, с какой дикий кабан сбрасывает собак, вцепившихся в его щетинистые бока, бунтовщик вскочил на ноги и, размахивая над головой чьей-то саблей, заставил всех держаться на расстоянии. Четыре раза поднимали свои мушкеты солдаты, окружавшие люк, и четыре раза их удерживал страх ранить матросов, пытавшихся захватить обезумевшего Верзилу. Он кидался из стороны в сторону, волосы его были вздыблены, налитые кровью глаза горели яростью; своей огромной ладонью он хватал воздух, будто хотел во что-то вцепиться, и ревел, как раненый буйвол. Его холщовая рубаха, разодранная от плеча до бедра, обнажала игру громадных мышц. Кровь била из раны на лбу и, стекая струйками по лицу, смешивалась с пеной на губах и капала на волосатую грудь. Как только кто-нибудь из нападающих приближался к нему на расстояние удара саблей, Верзилу распирал новый приступ ярости. Порой нападающие налетали на него и повисали у пего на руках, плечах и ногах, но, сбросив их, он снова стоял один среди толпы врагов с лицом, искаженным ненавистью и отчаянием. В этот момент он напоминал демона, пет, скорее всего, был похож на чудовищную гориллу из африканских дебрей.
Не обращая внимания на толпу, наседавшую на него, он сделал шаг к своему главному противнику, чтобы нанести ему смертельный удар. В его мозгу гнездилась мысль, что Сара Пэрфой предала их этому красавчику офицеру, и потому вся его бешеная злоба обратилась против Мориса Фрера. Вид каторжника был настолько-страшен, что когда он замахнулся саблей, Фрер, несмотря на всю свою отвагу, крепко зажмурился и отдал себя на волю судьбы. Но в эту минуту корабль, который до сих пор тихо качался на сонных водах, вдруг резко накренился. Арестант, потеряв равновесие, покачнулся и упал. И, прежде чем он успел подняться, его обхватили десятки рук. Почти одновременно власти одержали победу как па верхней, так и на нижней палубах. Бунт был подавлен.
Глава 11
ОТКРЫТИЯ И ПРИЗНАНИЯ
Все почувствовали этот толчок, и Пайн, который наблюдал за тем, как заковывали в кандалы последних мятежников, сразу разгадал причину.
– Слава богу! Наконец-то подул бриз! – воскликнул он.
И пока избитого, окровавленного и связанного Габбета стаскивали по трапу, доктор поспешил на палубу, чтобы посмотреть, как будет вспенивать воду «Малабар», гонимый бризом, делая пятнадцать узлов в час.
– Эй! Зарифить марсели! Убрать с марса вахтенных! Свернуть бом-брам-стеньги! – командовал со шканцев Бест.
Среди всеобщей суматохи Морис Фрер давал краткий рапорт о происшедшем, стараясь обойти вопрос о собственном своем упущении.
Пайн нахмурил брови.
– Вы думаете, что служанка участвовала в заговоре?
– Нет, ни в коем случае! – вскричал Фрер, желавший увести следствие в сторону. – Разве она могла участвовать в заговоре? Заговор! Она ведь подхватила тиф.
И действительно, открыв дверь каюты, они нашли Сару Пэрфой лежащей, там, где она упала четверть часа назад. Ни ружейные выстрелы, ни лязг сабель и крики на палубе не привели ее в сознание.
– Надо где-то еще устроить лазарет для тифозных, – сказал Пайн, недобрым взглядом окидывая неподвижную фигурку, распростертую на полу. – Хотя, по-моему, она не в таком уж тяжелом состоянии, черт бы се побрал! Сдается мне, что это она заварила всю кашу. Ничего, скоро я во всем разберусь. Я предупредил этих парней: если к утру они не признаются, то по прибытии в Хобарт-Таун каждый получит по шесть дюжин плетей. У меня просто руки чешутся наказать их поскорее. Подержите-ка ей голову, Фрер, надо вынести ее отсюда, прежде чем явится Викерс. Какой же вы, ей-богу, дурень! Я знал, что на корабле с женщинами хлопот не оберешься! Удивляюсь, что миссис Викерс до сих пор сидит в своей каюте. Эй, осторожней в дверях! Ну, что вы на самом деле? Можно подумать, что вы ни разу в жизни не обнимали девушку! С чего это у вас такой перепуганный вид? Не бойтесь, – я никому не скажу.
Поторопитесь, пока не пришел этот маленький пастор. Священники болтливы, как старые девы.
Бормоча подобную ерунду, Пайн помог Фреру донести Сару Пэрфой до ее каюты.
– Ей-богу, она красивая девушка, – сказал он, оглядывая профессиональным взглядом врача ее неподвижно лежащую фигурку. – Не удивляюсь, что вы сваляли дурака по ее милости. Между прочим, вы ведь тоже могли заразиться. Но теперь, с божьей помощью, бриз выветрит с корабля всю заразу. А этот старый болван Блант туда же, как ему не стыдно, в его-то годы!
– Что вы хотите сказать? – поспешно спросил Фрер, услышав чьи-то приближающиеся шаги. – При чем тут Блант?
– А, не знаю, – отмахнулся Пайн. – Он тоже приударял за ней, как, впрочем, и многие другие.
– О да, как многие другие, – подхватил Фрер, притворяясь равнодушным.
– Она ведь строила глазки всем мужчинам на корабле, – и Пайн рассмеялся. – Я сам видел, как она однажды целовала солдата.