Когда в «Симплициссимусе»[78] характеризуют собрание неслыханных сальностей и цинизма как «плоды труда высоконравственных людей», то это тоже отображение при помощи противоположности. Но говорят обычно об иронии, а не об остроумии. Иронии не свойственна никакая другая техника, кроме техники отображения при помощи противоположности. Кроме того, приходится слышать об иронических остротах. Значит, нет больше поводов сомневаться в том, что одна техника недостаточна для характеристики остроумия. К технике должно присоединиться нечто другое, чего мы до сих пор не открыли. С другой стороны, все-таки неоспоримо, что с упразднением техники исчезает и шутка. Может показаться несколько затруднительным объединение этих спорных пунктов, предложенных нами для объяснения остроумия.
Если отображение при помощи противоположности относится к техническим приемам остроумия, то мы, конечно, вправе ожидать, что остроумие может использовать и противоположный прием, то есть отображение при помощи сходного и родственного. Продолжение нашего исследования действительно покажет, что такова техника новой, совершенно особой и обширной группы острот по смыслу. Мы определим своеобразность этой техники гораздо точнее, если вместо отображения при помощи «родственного» скажем так – отображение при помощи принадлежащих друг другу или находящихся в связи друг с другом понятий. Почин мы сделаем последней характеристикой и тотчас поясним ее примером.
В одном американском анекдоте говорится, что двум не очень щепетильным дельцам удалось чередой смелых затей создать себе довольно большое состояние, после чего их стремление было направлено на то, чтобы войти в высшее общество. Среди прочего им показалось вполне целесообразным заказать свои портреты самому дорогому и знаменитому художнику, каждое произведение которого считалось событием. На большом вечере эти драгоценные портреты были показаны впервые. Хозяева подвели влиятельного критика и знатока искусства к стене, на которой висели оба портрета, рассчитывая услышать от него мнение, полное одобрения и удивления. Критик долго смотрел на портреты, потом покачал головой, как будто ему чего-то не хватало, и спросил, указывая на свободное место между двумя портретами: «А где же Спаситель?» (То есть: «Вот разбойники, но я не вижу здесь изображения Спасителя»).
Смысл этой фразы вполне ясен. Опять речь идет об отображении чего-то, что не полагается выражать прямо. Каким образом осуществляется это «непрямое отображение»? При помощи целого ряда легко возникающих ассоциаций и умозаключений мы проследим путь отображения шутки в обратном направлении.
Вопрос «Где Спаситель или изображение Спасителя?» позволяет догадаться, что оба портрета напоминают говорящему подобное же, известное ему и нам изображение Спасителя между двумя другими портретами. Здесь все очевидно – подразумевается распятый Христос между двумя разбойниками. Недостающий элемент подчеркивается шуткой. Сходство заключается в портретах, которые как будто должны находиться справа и слева от Спасителя. Оно сводится к тому непреложному факту, что висящие в салоне портреты суть портреты разбойников. Критик тем самым хотел, но не мог высказать вслух приблизительно следующее: «Вы – пара мерзавцев». Если подробнее: «Какое мне дело до ваших портретов? Я знаю только, что вы – пара мерзавцев». Он сообщил это путем некоторых ассоциаций и умозаключений. Такой путь мы называем аллюзией, намеком.
Тотчас вспоминается, что нам уже встречался намек при рассмотрении двусмысленности. Иногда из двух значений, выраженных одним и тем же словом, одно, как более частое и более употребительное, выступает на первый план и прежде всего приходит нам в голову. В то же время другое, более отдаленное, отступает назад, и в этом случае принято говорить о двусмысленности с намеком. В целом ряде изученных нами до сих пор примеров отмечалось, что техника их вовсе не проста, и мы рассматривали намек как усложняющий фактор. (Например, сравните остроту о жене, составленную путем перестановки, где жена «немного прилегла» и «много заработала». Или «бессмысленную» остроту при поздравлении по поводу рождения младшего сына – отец удивляется тому, на что способны человеческие руки.)
В американском анекдоте мы имеем намек, свободный от двусмысленности; в качестве характерной его черты находим замену одного представления другим, состоящим в связи с первым. Легко догадаться, что эта связь может осуществляться множеством способов. Чтобы не потеряться в таком разнообразии, далее мы будем обсуждать лишь четко обозначенные варианты из небольшого числа примеров.
Связь под замену может быть всего-навсего созвучием, так что этот подвид становится сходным с каламбуром при произнесении шуток вслух. Но имеется в виду не созвучие слов, а созвучие фраз, характерных оборотов речи и т. п.