Острие копья

Я произнес это ненароком, машинально, но я всегда смотрю на того, с кем беседую, и меня поразила перемена в его лице – оно буквально дернулось в конвульсии, по-другому это и назвать было нельзя. Судорога длилась всего долю секунды, но в этот миг он определенно испытывал боль. Я не знал, вызвана она упоминанием его матери или же внезапным физическим недомоганием. Как бы то ни было, развивать эту тему я не стал.

Он приступил к делу:

– Насколько я понимаю, вы расследуете смерть отца мисс Барстоу.

– Да. По ее просьбе в какой-то мере. Отца Ларри Барстоу тоже и мужа миссис Барстоу.

Он улыбнулся, и его черные глаза устремились на меня.

– Если это ваш первый вопрос, мистер Гудвин, то поставлен он ловко. Браво! Ответ – нет, у меня нет права определять покойного подобным образом. Не по праву, стало быть, но по собственному предпочтению. Я восхищаюсь мисс Барстоу… безмерно.

– Хорошо. И я тоже. Это был не вопрос, просто замечание. Что я действительно хочу спросить у вас, так это о произошедшем на площадке «ти» тем воскресеньем. Полагаю, вам уже доводилось рассказывать об этом.

– Да. Дважды детективу по имени Корбетт, кажется, и один раз мистеру Андерсону.

– Тогда вы знаете рассказ назубок. Не против пересказать еще раз?

Я откинулся на спинку кресла со стаканом виски в руке и выслушал его не прерывая. Пометок в блокноте не делал, потому как уже записал рассказ Ларри, а расхождения мог отметить позже. Мануэль Кимболл был точен и подробен. По окончании его повествования спрашивать было практически не о чем, однако один-два пункта меня не удовлетворили, в особенности тот, в котором у него выявились расхождения с Ларри. Мануэль поведал, что, когда Барстоу подумал, будто его ужалила оса, он уронил драйвер на землю, а мальчик-носильщик поднял клюшку. По словам же Ларри, его отец опирался о клюшку рукой, пока расстегивал рубашку, чтобы осмотреть ужаленное место. Мануэль заявил, что уверен в своей правоте, однако не настаивает на этом, раз Ларри помнит по-другому. Однако данное несоответствие как будто не представляло особой важности, поскольку, по заверениям обоих, драйвер потом убрали в сумку, и во всем остальном рассказ Мануэля совпадал с версией Ларри.

Воодушевившись, что хозяин велел принести еще виски, я несколько расширил тему разговора. Он как будто не возражал. Я выяснил, что его отец был брокером, посредничал по покупке и продаже зерна и ежедневно ездил в свою контору в Нью-Йорке на Перл-стрит, а он, Мануэль, подумывал об авиастроительном заводе. По его словам, Мануэль был весьма опытным пилотом и год проработал в мастерских «Фэклер» в Буффало. Его отец обязался предоставить необходимый капитал, хотя и сомневался в разумности начинания и вообще скептически относился к самолетам. По мнению Мануэля, Ларри Барстоу подавал надежды в конструировании самолетов, и Кимболл надеялся убедить приятеля принять участие в предприятии, правда потом он заметил:

– Естественно, сейчас-то Ларри не в себе, и я даже не пытаюсь его торопить. Сначала внезапная смерть его отца, а потом вскрытие с потрясающими результатами. Кстати, мистер Гудвин, тут у нас, естественно, все только и ломают голову, как Ниро Вулфу – так ведь его зовут, да? – как ему удалось предсказать эти результаты с такой поразительной точностью. Андерсон, окружной прокурор, намекает на собственные источники информации. Он говорил мне это буквально вчера, сидя в том же кресле, что и вы сейчас, но правда о деле общеизвестна. В «Грин медоу» с позавчерашнего дня только две темы для разговоров: кто убил Барстоу и как Ниро Вулф об этом узнал? И как вы планируете поступить – объявить ответы на обе загадки в один и тот же драматический момент?

– Возможно. Надеюсь на это, мистер Кимболл. Во всяком случае, на второй вопрос мы пока не станем отвечать… Нет-нет, благодарю, мне достаточно. Еще одна порция вашего первоклассного виски – и я разболтаю почти все. Лучше его не будет даже после отмены сухого закона.

– Ну тогда всенепременно выпейте еще. Как и всякому другому, мне, естественно, любопытно. Ниро Вулф наверняка выдающаяся личность.

– Вот что я вам скажу. – Я запрокинул голову назад, чтобы допить виски, и через кубики льда выцедил последние капли, а потом резко опустил стакан и подбородок. То была одна из моих мелких привычек. Я видел только, что Мануэль Кимболл любопытствовал, да и он сам признал, что ему любопытно, так что нельзя было сказать, будто я совершил невесть какое открытие. Я продолжил: – Если Ниро Вулф не выдающаяся личность, то Наполеон выше ротного старшины не поднимался. Сожалею, что не могу раскрыть вам его секреты, но как-то я должен зарабатывать свое жалованье, даже если для этого надо всего лишь держать язык за зубами. И это напомнило мне, – я взглянул на часы, – что у вас настает время обеда. Вы были весьма радушны, мистер Кимболл. Признателен вам за это, равно как и Ниро Вулф.

– Все ради вас. Не торопитесь из-за меня. Отца дома не будет, а я не люблю есть один. Попозже съезжу в клуб пообедать.