Мы сцепились с Володей на расстеленных матах. Он снова и снова набрасывался на меня, делал подсечки, старался повалить на пол. Он словно забыл, кем мы приходились друг другу. А может, самому себе пытался доказать, что в случае опасности наша дружба ничего не будет для него значить. Или в нем взыграли накопившиеся между нами недомолвки, его детская ревность и безнадежная мальчишеская влюбленность?
Взглянув в его побледневшее от ярости лицо, я завелась тоже. Вспомнила вдруг, как обрадовалась ему, как решила, что он каким-то образом меня нашел и приехал помочь, а потом оказалось, что мне теперь предстоит ему подчиняться. Вспомнила все эти месяцы, когда он, мальчик с потной ладошкой, имел полное право – и от души им пользовался! – отдавать мне распоряжения, приказывать, командовать…
– На кого ты так злишься? – хотелось мне выкрикнуть ему в лицо. – На меня или на свое начальство? А может, на самого себя?
Мы схватились не на шутку. Я перестала обдумывать удары и приемы: бросалась на него, как кошка, хрипло дыша.
И Володя не отставал. Он снова и снова заваливал меня на пол. Мой затылок с глухим стуком бился о маты. Но я выворачивалась, лупила его локтем в солнечное сплетение, кулаком в лицо, коленом в пах. Когда я, наконец, стала захлебываться кровью, хлещущей из моего разбитого носа, Макс вмешался и растащил нас, как рассвирепевших котов.
– Хорош! Хорош! – отрывисто выкрикнул он. – Сорокин, приди в себя!
Он тряхнул Володю за плечи.
Тот проморгался, потряс головой – и вдруг с ужасом уставился на меня. Я сидела на матах, запрокинув голову, и пыталась остановить хлеставшую из носа кровь.
– Сейчас перекись принесу, – хмуро бросил Макс и ретировался.
Володя судорожным движением стер тыльной стороной ладони кровь с подбородка и шагнул ко мне. Он опустился на колени, взял мое в лицо в ладони и зашептал потрясенно:
– Господи, Алинка… Прости меня! Пожалуйста, прости!
Я дернула плечом, пытаясь вывернуться, но он не отпустил меня, притиснулся ближе, прерывисто дыша мне в лицо. И вдруг принялся целовать – короткими, быстрыми, сухими поцелуями. Тыкаться губами в щеки, в виски, в линию подбородка, приговаривая хрипло:
– Прости! Прости!
За нашими спинами кашлянул вернувшийся Макс.
Володя отшатнулся от меня, провел ладонями по лицу, поднялся и быстро вышел из зала.
На другой день, не глядя мне в глаза, он коротко произнес:
– Прости, это больше не повторится. Даю слово.
И я не стала уточнять, что именно он имел в виду – драку или поцелуи.
Это действительно больше не повторилось.
Володя взял себя в руки: отныне признаки того, что он относится ко мне не совсем так, как куратору положено относиться к агенту, проявлялось разве что в чуть более долгих взглядах.
Дни проходили за днями.
За зарешеченным окном моей кельи зима сменялась летом, зеленые листья – желтыми, вечная лужа у забора то покрывалась тонким ледком, то укутывалась сугробом, то снова возникала во всем своем великолепии.
Мне иногда начинало казаться, что весь внешний мир давно умер, остались лишь мы – бесконечные тренировки, занятия, цифры и пустота.
Я довольно хорошо уже поднаторела в науках, которым меня обучали. Став неплохим хакером, я сумела вычислить по айпи-адресу, где примерно находилась наша, так сказать, школа. Выходило, что где-то в районе Новосибирска.
Что ж, это было уже что-то…
Я выяснила, где в моей комнате расположена камера наблюдения, и сообразила, как можно временно вывести ее из строя, не привлекая внимания.
Я научилась видеть и замечать.
Например, двери кабинетов все мои преподаватели, включая и Володю, открывали специальными миниатюрными штуками – чем-то вроде флешки. Я достаточно разобралась в человеческой психологии, чтобы предположить: если я стащу этот самый ключ-флешку у Володи, он не станет сразу же доносить об этом начальству, и у меня появится небольшая фора. Возможно, достаточная, чтобы добраться до ближайшей деревни или поселка.
В том, что знаний моих будет достаточно, чтобы разработать правдивую легенду, расположить к себе людей, к которым я постучусь, чтобы получить помощь, я тоже не сомневалась.
Порой, лежа без сна на опостылевшей мне за все эти месяцы койке, я отрешенно подумывала об этом: совершить побег, спрятаться, раздобыть фальшивые документы, уехать куда-нибудь на край света…
Меня ведь так хорошо обучили путать следы, неужели же я не смогу затеряться в какой-нибудь точке земного шара? Пускай даже весь остаток дней мне придется жить в ожидании того, что однажды кто-то явится за мной и приставит дуло к затылку, зато я буду свободна!
Я обдумывала план побега так спокойно, словно сочиняла сценарий остросюжетного фильма, героиней которого была не я, а какая-то другая женщина, к которой я оставалась абсолютно равнодушна. Я понимала, что справилась бы, вот только… Вот только мне по-прежнему продолжало казаться, что внешнего мира давно не существует. Что если даже я выберусь за ворота проклятой «школы», я попаду прямиком в засасывающую черную пустоту.
Меня сделали здесь сильной, ловкой, изворотливой и умелой – и в то же время совершенно беспомощной.