Останься со мной!

Володя прав: я подпала под обаяние объекта, увлеклась и, возможно, пропустила важные зацепки. Сколько можно закрывать на это глаза, врать самой себе? Мне и так слишком много приходится врать всем остальным, так уж с собой-то можно быть честной? Я привязалась к нему, поддалась, расслабилась. И теперь мне не хочется, отчаянно не хочется думать, что он на самом деле может оказаться хладнокровным преступником, подонком, предателем Родины, террористом…

Ведь это страшно – представить себе, что человек, с которым я оказалась настолько близка, которому почти поверила, понял, что идет некий передел мировой власти, и решил не остаться в стороне. Что он захотел поучаствовать в этом, не побрезговав оказаться по локоть в крови невинных людей, своих соотечественников…

И мне, может быть, впервые в жизни захотелось не знать правды, убежать, спрятать голову в песок, потому что я понимала, что осознать истину будет для меня непереносимо.

Я понимала, что это может быть правдой, но мне не хотелось эту правду раскапывать. Как бы я ни старалась, я подсознательно буду закрывать на что-то глаза, чего-то не замечать. Буду отчаянно желать, чтобы подозрения оказались ложными и виновным оказался другой человек. И это желание заставит меня неосознанно подтасовывать факты…

– Юрий Остапович, – решилась я. – Послушайте… Я… я обращаюсь к вам с просьбой отстранить меня от задания.

Володя издал какой-то сдавленный, хмыкающий звук. Не ожидал, бедняга, такого демарша. Но сдержался, конечно, не рявкнул при начальстве: «Ты охренела, что ли?»

Юрий Остапович, поерзав на своем кресле, посмотрел на меня с непонятным мне интересом:

– Это почему же, голубушка?

– Я… я чувствую, что не справляюсь. Олег Радевич оказался для меня слишком крепким орешком, у меня… не хватает квалификации. Я уже так долго в Турции и не заметила никаких признаков того, что он может быть связан с международной террористической организацией. Более того, составленный мной психологический портрет объекта не предполагает и тени такой возможности. И теперь, получив от вас новую информацию, я понимаю, что все это время была введена в заблуждение. Я…

– Ну-ну, милая моя, самобичевание твое нам тут ни к чему, – зажурчал Юрий Остапович. – Не разгадала, ошиблась, попала под влияние… А с кем такого не бывает? Все мы живые люди, не роботы… Ты вот что… Ты как давно уже у нас служишь, запамятовал?

– Двенадцать лет, – коротко ответила я, глядя в пол.

– Двенадцать… – пожевал губами Юрий Остапович. – Давненько… На покой-то еще не хочется, м-м?

Я быстро вскинула голову, не понимая, издевается надо мной этот пыльный бесцветный сморчок или…

На покой? Мне? Он это что… серьезно? Разве такое вообще возможно? Разве от этой организации не получаешь пулю в затылок в качестве выходного пособия?

– Ты чего глазами-то хлопаешь? – Юрий Остапович засмеялся мелким противным смехом. – Как считаешь, неужели не заслужила пенсию за выслугу лет? С надбавками за вредность?

Я коротко сглотнула. Стиснула в пальцах край футболки. Затем откашлялась и спросила:

– Но… как? Как это можно устроить?

– Ой, дорогая моя, ну что ты как маленькая? Про программу защиты свидетелей слышала когда-нибудь? Или, думаешь, это только в кино бывает? Новые документы, легенда, домик где-нибудь в тихом месте, счет в банке… Как считаешь, тебе бы такое понравилось? Или вскоре захотелось бы обратно, к приключениям?

– Понравилось! – быстро ответила я. – Не захотелось бы. Нет.

Внутри у меня было пусто.

Словно сквозь меня прошел резкий порыв ветра, унеся с собой все, что наполняло его жизнью.

Гулкая, звенящая, свистящая пустота.

Домик в тихом месте…

Новые документы.

Свобода? Свобода! Господи!

Володя незаметно нашел мою руку, бессильно свесившуюся с подлокотника кресла, и сжал ее. И мне стало вдруг интересно, что он чувствовал сейчас? Радовался ли за меня? Или огорчался, что наш многолетний тандем будет разрушен? Верил ли обещаниям сморчка или пытался предупредить меня не особенно на них рассчитывать?

В любом случае, я знала: что бы я ни решила, он всегда будет меня поддерживать.

Милый мой преданный Володя!

– Я согласна. – Я подалась вперед, буравя глазами лицо Юрия Остаповича, пытаясь разгадать: не обманывает ли он меня, не завлекает ли, поманив чем-то совершенно несбыточным. – Я согласна на все. Что мне нужно сделать, чтобы получить… выход на пенсию?

– Сколько драмы, – поморщился он. – Ты, дорогая моя, что же думаешь, я сейчас начну требовать взамен твою душу? Или будущего первенца? Мне это все без надобности. Все, что от тебя требуется, это завершить задание. Найти доказательства вины Радевича и сдать его нам. Вот и все. И половину работы, хочу заметить, ты уже сделала. Это будет твое последнее дело. Так сказать, громкий финальный аккорд.

…У Олега на удивление красивые изящные ладони для такого крупного сильного тела. Под лопаткой у него шрам, и на боку тоже…

А когда он смеется, над переносицей появляется морщинка.