Осознание – 2

– Да уж… – Непонятно к чему сказала Катя. Помолчав она почти весело спросила: – Не скажешь мне… почему я чувствую себя настоящей скотиной?

Я рассмеялся и сказал:

– Зря. Надо просто понять и принять, что все идет так как должно идти. И тогда все станет проще. Понятнее. Приемлемей. А если думать и жалеть о том что сделано… не знаю. Жить становится незачем.

– Ты так всерьез думаешь? – спросила она строго.

– Нет. Но тебе настойчиво рекомендую таи и думать. – сказал смеясь я.

– Почему ты смеешься? – удивилась она.

Я не знал как передать ей что радость и грусть от общения с ней намешанные в глубокой синеве неба, приправленная сухим воздухом свободы, и ощущение что пройден еще один пусть не шибко удачный, но и не в пустую прожитый круг жизни не могут не смешить. И смех это не столько ироничный сколько смех человека которому действительно нечего терять и которого пришли грабить злые Бандюганы в масках. Только ржать в полный голос и остается. И я соврал:

– Да просто. Смешинка в рот попала.

– А говорил мы не дети… – с досадой в голосе сказала Катя.

Эта ее досада так меня рассмешила, что я не сдерживаясь захохотал в голос. Ей-то на что было досадовать? У нее все отлично! У нее есть любимое дело. Есть любимый человек. Или даже два если она не обманывала меня в тот момент про меня самого.

Катя резко поднялась и пошла к машине. Залезла на капот и закурив крикнула мне:

– Ну, и смейся там как ненормальный.

Я вдоволь нахохотался и утирая слезы от смеха сказал:

– Катюх. Когда-нибудь… не сейчас, позже чрез несколько лет ты сама будешь вспоминать наши тут с тобой объяснения и улыбаться. Вот ведь, блин, дети малые… Ты права, мы именно дети. Мы ими и останемся. Жестокими и сострадающими. Любящими и ненавидящими. И слава богу. Я наверное застрелюсь, когда пойму что вырос и закостенел. Мне просто будет непонятно зачем дальше жить не испытывая этих чувств. Ни любви, ни… ее противоположностей.

Катя молчала. Я поднялся, отряхнул со спины травинки и песок и подошел к ней. Она сидела на капоте и ее лицо было значительно выше моего. Задрав голову я сказал глядя в ее немного злые глаза:

– Не злись на меня. Кто я такой, чтобы ты злилась на меня.

– Ты мне врешь, что ты меня простишь. – выпалила она. – Я бы такого не простила, думаю.

Положив руки на ее колени и чувствуя тепло ее тела под серой тканью бриджей, я сказал:

– Я не ты, Катюш. Ты могла бы это давно понять. Я простил даже тех кто пытался меня убить. Вот уж точно идиоты и не ведали что творят. А ты в меня не стреляла. Ты меня даже не предавала. Чтобы ты не выдумывала там в своей симпатичной головке. Просто обещание, которое мы дали друг другу, было глупым с самого начала. И как там это говорится… коммерческий договор составленный с нарушением действующего законодательства считается недействительным. А законы нашего мира именно таковы как мы видим. Такие как есть. Нам бы очень хотелось чтобы они были другие но… ты же сама говорила, что митинги и росписи на стенах не помогут и надо идти в политику. А куда надо идти что бы изменить законы мироздания? В боги? Кто последний в демиурги? Я за вами! За мной не занимать, выдача патентов на творение только до обеда…

Катя уже улыбалась и смотрела на мое лицо без жестокости и непонятной злости. Я посмотрел пристально в глаза и попросил тихо:

– А теперь отвези меня в лабораторию. Я хочу работать. И там есть работа для меня.

Улыбка сползла с ее лица и я понял, что она готова просто расплакаться. Не понимая с чего я просто повернулся словно оттолкнув ее колени от себя и пошел забираться в салон. Я не хотел видеть ее слезы. Она скоро присоединилась ко мне и заведя машину погнала ее обратно в лагерь.

Мы ни словом не обменялись пока не вернулись в лабораторию. Кирилл собирающийся уже уходить удивленно посмотрел на нас, когда мы попались ему на пороге и спросил:

– Это вы чего… вообще уже без работы жить не можете? Стажер побереги себя с радиацией же работаешь. Екатерина Александровна, вы бы тоже… через час тем более Андрей вернется со стройки.

Стальной взгляд Катиных глаз и Кирилл смутился.

– Когда мне понадобится ваша помощь в моих личных делах я вас уведомлю, дам денег и вы побежите в ларек за прокладками или презервативами. А потом будете писать возмущенное заявление на мою неадекватность. А пока на досуге изучите, что такое чувство такта.

Ни Катя, ни Кирилл так никогда сами и не поняли почему я так неподобающе и оскорбительно заржал. И продолжал смеяться даже уже скрывшись в своей конуре. Кирилл может быть и сказал бы что-нибудь про обуревшего стажера, но поставленный на место Катей не спешил с наездами.