Особый отдел

Из её слов следовало, что пограничники, вернее, та их разновидность, которая была связана не с контрольно-следовыми полосами и наблюдательными вышками, а с анализом и учётом поступающей информации, оказались людьми весёлыми, галантными и предупредительными.

На первых порах они попытались сделать за Людочку то, ради чего она и заявилась в их владения, но едва не запутали всё дело. Как выяснилось, задачи пограничной службы и уголовного розыска совпадали только на уровне деклараций, а на самом деле находились в совершенно иных плоскостях — если первые, фигурально говоря, орудовали бреднем, а уж потом сортировали улов, то вторые закидывали удочку с расчётом на строго определённую рыбку.

Короче говоря, Людочке пришлось корпеть над громадным массивом информации, представленной как в электронном, так и в печатном виде. Довольно скоро она выяснила, что в апреле текущего года границы России в легальном порядке пересекло около полусотни Рудольфов и значительно меньшее количество всяких там Руди, Ральфов и Раулей.

Канадских граждан в этой компании оказалось всего трое, причём никто из них предъявленным требованиям не соответствовал. Один был баптистским проповедником восьмидесяти двух лет от роду, второй — юным бойскаутом, премированным билетом в кругосветный круиз за хорошую учёбу, третий хоть и подходил по возрасту, но, в отличие от Голиафа, пребывал в добром здравии, снимая номер-люкс в гостинице «Рэдисон-Славянская». Он даже удостоил Людочку короткого телефонного разговора, поделившись планами создания российско-канадского предприятия по разведению породистых ездовых собак.

Разочарованная таким поворотом событий, но отнюдь не сломленная, Людочка принялась пересматривать все списки повторно, присовокупив на всякий случай и сведения за март (прежде чем взойти на свою Голгофу, исстрадавшийся на чужбине эмигрант вполне мог погостить у дальних и ближних родственников).

Однако и на сей раз результаты оказались неутешительными. Количество Рудольфов, конечно, возросло, но все они, как назло, не лезли в строгие рамки, установленные для загадочного человека, не так давно лишившегося головы прямо на глазах у известного бандита Сергея Гобашвили.

Людочка уже и не знала, что ей думать. То ли пресловутый Рудольф Павлович сменил в чужой стране все свои анкетные данные, то ли пересёк границу по подложному паспорту, то ли он вообще не существовал в природе, являясь лишь плодом воображения некоего коварного Льва.

— И как же у тебя, Люсенька, ручки не опустились! — подивился Цимбаларь. — Я бы от такой невезухи, честное слово, запил.

— Была у меня такая мысль, — честно призналась Людочка. — Только, конечно, не запить, а просто плюнуть на всё. Но потом я представила себе, с каким ехидством вы будете ухмыляться, если я вернусь ни с чем. Дабы не доставить вам такого удовольствия, пришлось возобновить этот сизифов труд.

Снедаемая честолюбием, жертвуя сном и горячей пищей, непрестанно сражаясь со Сциллой компьютерных данных и Харибдой бумажной документации, Людочка старательно выискивала давно остывший след. Не добившись толку от имён, она переключилась на даты, выделив в отдельную группу всех пассажиров мужского пола, родившихся в промежутке между сорок восьмым и пятьдесят третьим годом.

Самой перспективной фигурой в этом списке оказался пятидесятипятилетний подданный Никарагуа Паоло Рудольфи, но и он, подлец, оказался жив! Мало того, приняв Людочку за сутенёршу, обзванивающую потенциальных клиентов, этот самый Рудольфи стал со знанием дела интересоваться габаритами московских путан. Причём особы с модельной внешностью его не привлекали. Путешествие на другой континент господин Рудольфи предпринял исключительно для поисков десятипудовой русской бабы, способной разрешить все его сексуальные комплексы.

Терпеливо выслушав страстный и сбивчивый монолог далеко уже не юного никарагуанца, вдобавок путавшего английские и испанские слова, Людочка едва не разрыдалась — не от недостатка собственного веса, конечно, а от очередной неудачи. Всё надо было начинать сначала.

Цимбаларь, знавший немало тружениц секса, отличавшихся богатырской статью, весьма заинтересовался историей дона Рудольфе, но Кондаков немедленно осадил его:

— Оставь этот товар для себя, а заодно и помолчи. Сегодня у нас не капустник какой-нибудь, а бенефис Людмилы Савельевны.

Как ни странно, но правильное направление Людочкиным мыслям задала песня «Беловежская пуща», прозвучавшая в обеденный перерыв по радио. И хотя сама она никогда не посещала этот заповедный лесной массив, известный пышными царскими охотами, стадами реликтовых зубров, ныне вымирающих от трихинеллёза, партизанским прошлым, крепчайшей самогонкой да ещё местечком Вискули, где на судьбе последней мировой империи был поставлен жирный крест, — её что-то словно в сердце кольнуло. И причина тому крылась даже не в минорном мотивчике, так соответствующем настроению девушки.

Дальнейшее в Людочкином изложении выглядело так: