Особый отдел

— Или они, или кто-то из той же компании.

— Предупредили, а защищать не стали, — поморщился Кондаков. — Тем более кто же предупреждает за месяц до происшествия! Такой срок… Тут свои собственные горячие клятвы забудешь, а не то что чужие неясные слова.

— Действительно, — Людочка обвела своих коллег взором, скорее задумчивым, чем туманным, — почему именно за месяц, а не раньше и не позже, когда Селезень впервые появился в Кремле?

Выяснилось, что никто этого не помнит. Цимбаларь ссылался на свой политический нигилизм. Кондаков — на неприязнь к бравому генералу, якобы причастному к антинародному курсу правительства. Людочке не оставалось ничего другого, как позвонить знакомому сотруднику одной бульварной газетёнки, и спустя пару минут выяснилось, что Селезень вошёл в ближайшее окружение президента (не нынешнего, а предыдущего) примерно за тридцать-сорок дней до покушения на Суконко.

— Всё сходится, — сказала Людочка тоном Клеопатры, с триумфом вступающей в Рим.

— Мне лично так не кажется, — упорствовал Цимбаларь. — Не надо путать случайное совпадение с закономерностью. Несколько лет назад я вдрызг разругался с одной шведкой и по пьянке проклял весь этот гордый народ, в чём сейчас искренне раскаиваюсь. А на следующий день убили тамошнего премьер-министра Улофа Пальме. Если следовать вашей логике, без меня там не обошлось.

— Выспаться тебе надо, — посоветовал Кондаков. — Ты как паровоз после дальнего рейса. Уголь в топке уже выгорел, а пар из котла ещё прёт. Так и до беды недолго. Нельзя тебе без провожатых на юг ездить. Не ровён час, сопьёшься.

— И на север ему нельзя, — добавила Людочка. — Чукчи ещё посильней казаков пьют. Пусть дома сидит, если на спиртное такой падкий. Я его научу крючком вязать, а вы к кефиру приохотите.

— Короче, будем искать тех мотоциклистов из кафе, которые, возможно, как-то пересекаются с доброхотами, в своё время предупредившими Суконко, — сказал Кондаков, вновь взявший бразды правления в свои руки. — Уверен, это будет попроще, чем выслеживать старичка со стреляющей тростью.

— Нет, — тряхнул головой Цимбаларь. — Надо разрабатывать обе линии.

— Это вчетвером-то? — усомнился Кондаков.

— Привлечём на помощь наружку, техническую службу, осведомителей, территориалов.

— У семи нянек дитя без глаза, — возразил Кондаков. — И дело провалят, и вся конспирация пойдёт насмарку. А отвечать нам придётся. За это по головке не погладят.

— В Ростове на почте ничего не выяснилось? — смирив свой гонор, Людочка обратилась к Цимбаларю.

— Какое там! Телефонная станция у них самая допотопная. Входящие междугородные звонки не регистрирует. А если бы и регистрировала, подобная информация четыре года храниться не будет.

— Что пояснил следователь, занимавшийся делом Суконко?

— Следователь сменил фамилию Зудин на Зундель и укатил в землю обетованную. Опер из уголовки, помогавший ему, погиб в Чечне. И вообще, тамошний отдел за четыре года обновился чуть ли не наполовину. Я даже само дело не сумел найти. То ли оно прекращено, то ли приостановлено, то ли вообще списано по каким-то причинам — неизвестно.

— Типичное российское разгильдяйство, — изрёк Кондаков. — В Германии, говорят, в течение считанных минут можно получить информацию о преступлении столетней давности.

— Это потому, что они живут в загнивающем обществе, не имеющем перспектив на искоренение преступности, — охотно пояснил Цимбаларь. — А у нас до самого недавнего времени преступность считалась явлением преходящим. Зачем же заострять на ней внимание?

— Хватит чепуху молоть, — возмутилась Людочка. — Через двадцать дней Горемыкин вернётся из Непала. Что мы ему скажем?

— Как буддист буддисту я скажу ему магическую мантру «Ом мани падме хум», — заявил Цимбаларь. — Что означает: «Шёл бы ты туда, откуда явился».

— Нет, я так больше не могу. — Людочка спрятала лицо в ладонях. — Это дурдом какой-то.

Между тем Кондаков, вдруг вспомнивший что-то, встряхнул Цимбаларя, уже начавшего клевать носом.

— Саша, ты, кажется, говорил, что неизвестный, предупреждавший Суконко об опасности, интересовался роддомом, в котором тот появился на свет. Было такое?

— Было.

— И при чём здесь роддом?

— Ума не приложу! Наверное, это как-то связано с установлением личности.

— Какой ещё личности! — не отнимая от лица ладоней, простонала Людочка. — Новорождённый, покидающий роддом, даже имени ещё не имеет. Личность надо устанавливать в отделе записи актов гражданского состояния.

— И всё же здесь что-то неладно, — немного подумав, сказал Кондаков. — В такой ситуации бессмысленные вопросы не задают. Голову даю на отсечение, что какая-то ниточка к роддому тянется. Придётся тебе, Людмила Савельевна, эту версию проработать. Не всё же время по кафешкам шастать. Кроме ростовского роддома, надо заняться ещё двумя. Догадываешься какими?

— Один ставропольский, где родился генерал Селезень. А второй?