Особые обстоятельства (Рассказы и повести)

— Много ли надо: жива, здорова, — посоветовала Валентинка, однако чувствуя, что между ними точно стеклянная стенка, и Симочка ничего не услышит.

— А-а, наплевать на все!.. Тебе-то хорошо, ты знаменитая, оступишься, под локотки подхватят. Не зазналась пока?

Валентинке не хотелось обижаться. «Даже сесть не пригласила», — подумала она. Заметила два креслица с легкими ножками, две постели; над одной была фотокарточка парня в бескозырке, чудом державшейся чуть ли не на ухе, над другой — веером кинозвезды, зарубежные и наши.

— Погоди, я сейчас, — видимо, позабыв свой вопрос, сказала Симочка, отворила дверь в какой-то шкаф, и там заплескала вода.

«И вовсе не интересно ей, как у нас в деревне… Только свое», — опечаленно думала Валентинка, но все же надеялась — спросит. Симочка вышла скоро, протирая руки полотенцем, которое стащила с головы. Черные волосы ее изладились крупными неприродными волнами. Спокойно сказала:

— Чего приехала?

Валентинка хотела ответить покороче, но вдруг разволновалась, заново переживая встречу с отцом.

— Здесь останешься или бросишь его? — Симочка, по всему судя, хотела Валентинку зацепить.

— Родителей не бросают.

Симочке стало любопытно:

— Слушай, устраивайся тогда на завод! Там здоровые девки вот так нужны. И с ребятами познакомлю.

— Это уж я сама решу. Бывай здорова.

— Да я тоже тороплюсь. Парень меня ждет, во такой. — Симочка подняла большой палец, с затаенной надеждою взглянув на Валентинку: поверит или нет?

Валентинке было все равно. Но внезапно ей жалко стало Симочку, она кинулась к ней, обняла, как обнимала ее самое Люба Шепелина.

— Сомнешь волосы, — отбилась Симочка.

Валентинка закрыла за собой дверь, придавила кулаком рот, чтобы вот тут, в коридоре, не оплакать Симочку.

Росла бойкая своенравная девчонка, никому ни в чем не уступала, и в поле работала, и сено ворошила, и вилы держать умела. И в классе вела себя красиво, не без ума. Чего же заметалась-то, чего размотала себя? Не город ли виноват? Спросить бы отца: вот он курит на скамеечке, вот встает навстречу Валентинке.

— Ясно, в городе есть куда побегать, но здесь, конечно, не вина города, — отвечает на вопросы ее с осмотрительной раздумчивостью. — Тут иное, дочка. Иногда всю жизнь ищет человек, где поспокойнее да полегче: меньше работать, больше получать, удовольствия всякие сиюминутные чтобы на тарелочке с золотой каемочкой. А ведь самое-то высшее удовольствие — когда результатам твоего труда радуются другие люди, даже не знакомые тебе, не знающие тебя. И как бы тяжко ни было, не отступать, не прятаться за чужую спину. Или, как всякое насекомое зверье, есть, чтобы двигаться, двигаться, чтобы есть. — Отец взял Валентинку за локоть, спеша через дорогу перед замершими на минутку машинами. — Думать о жизни надо, — продолжал он на другой стороне улицы. — И в городе и в деревне.

— А если вот так, как Симочке, ничего не мило?

— Наверное, слишком малым кругом живет она, только для себя… Да ведь я не знаю ее, вообще рассуждаю…

Он никогда так долго не говорил и задохнулся, и лоб горошины пота осыпали. Утерся поскорее, но Валентинка заметила:

— Плохо тебе, отец?

— Это от курева. Надо бросать. — Он отвел глаза, потом подхватил ее под руку. Она приклонилась головою к его плечу.

Широким взмахом сеятеля кидал вальцовщик на раскаленные листы березовую вицу. Пучки тоненьких вичек вспыхивали, погибали, от них пеной бежала окалина, взрывалась, пулями стреляла в пролет. Лицо вальцовщика защищала сетка, тело — спецовка. Он привычно безжалостно губил ветки, самые тоненькие, что вырастают на березе за лето, поднимая ее поближе к солнцу, он губил их, ибо это было неизбежно, покуда башковитые люди не придумали ничего иного, чтобы из валков прокатного стана выходил чистый, как зеркало, стальной лист.

Прежде зрелище это было для Семена Иваныча обычным, он как-то перестал замечать подробности процесса и делал свое дело чуть ли не автоматически. А сейчас он остановился на железном полу пролета и вспомнил, что сказала Валентинка, когда вернулись от Симочки домой, и в растерянности следил, как сгорают березовые вички… Что же теперь делать, как жить теперь?

Валентинка опять поглядела на послесвадебную фотографию его и Марии и сказала, что у нее, у Валентинки, осталась в избе фотокарточка Семена Иваныча, которую он прислал маме с фронта; там он совсем не такой!..

Семен Иваныч никакой фотокарточки никогда Маше не посылал. Писем несколько писал, получал ответы, узнал из одного, что Маша родила девочку, назвала Валентинкой… А потом попал в «котел», с боями выходил из окружения, мыкался по госпиталям, потерял след своей семьи.