Особое назначение

— Ну да! — согласился Кренев. — Откуда вам! Хряк еще до революции промышлял.

Повертел в пальцах кусочек сахара, помолчал, потом заговорил, все более и более увлекаясь, чувствуя в собеседнике ту особую заинтересованность и понимание, которые бывают у людей одной профессии.

— Потоптал я ноги, пока на него вышел... Большой вор, классный, не мелочь! В основном по ювелирным магазинам баловался. Так же аккуратно стеночку в подвале разберет, пропильчик в полу сделает, ценности в саквояжик — и поминай как звали! И ни одна вещь в городе не всплывет. Ни тебе колечка, ни часиков каких завалящих! Он, голубчик, когда на дело идет, уже билет на поезд имеет. Саквояжик в ручки, на лихаче к вокзалу — и ту-ту! Сбудет краденое и обратно. Главное горе — одиночка! Ни с кем водку не хлещет, по ресторанам не болтается. Снимает комнату у какой-нибудь старушки из благородных, пьет какао, кушает домашние обеды, папиросы самые дорогие, костюмы от лучших портных, в театре — ложа в бельэтаже. И никаких блатных связей! Попробуй повяжи такого!

Кренев выжидающе посмотрел на Бычкова, будто искал сочувствия, хитро прищурился и сказал:

— Бывший студент, между прочим. В Технологическом учился. Химик.

— Химик?! — встрепенулся Бычков.

— А я про что? — засмеялся, довольный, Кренев. — Он еще когда студентом был, состав этот химический изобрел. А над ним то ли посмеялись, то ли не поверили. Он ведь из «кухаркиных детей», черная кость. И фамилия соответствующая — Хряков! Ну и озлился мальчишечка! Пустился во все тяжкие! Так что его этот составчик. Не сомневайтесь!

— Роста он какого, Иван Владимирович? — забыл про чай Бычков.

— Да нет... — покачал головой Кренев. — Состав его, а что он исполнитель — вряд ли! Много лет уже нигде не всплывает. Да и жив ли? Но ниточка к нему ведет. По всему выходит, что к нему!

— Будем искать, — задумался Бычков. — Хряков, говорите, его фамилия? А как зовут, не помните?

— Почему же не помню? — обиделся Кренев. — Память еще, слава богу, не подводит! Савелий его зовут. По отчеству — Лукич.

— Ну, Иван Владимирович! — развел руками Бычков. — Уж такое вам спасибо!

— Вам спасибо, что старика не забываете, — улыбнулся Кренев. — Александру Алексеевичу привет передайте! И всем, кто меня помнит.

— Обязательно, Иван Владимирович... Еще раз спасибо!

— Не за что! — отмахнулся Кренев. — Будете на Хряка выходить — учтите: жилье он у хозяев снимает. Может, за эти годы и свое заимел, но сомневаюсь: осторожен очень!

— Прописать-то его хозяева должны, — возразил Бычков.

— А это по договоренности, — прищурился Кренев. — Смотря какие хозяева!

— Тоже верно! — кивнул Бычков и уже в дверях спросил: — А не мог он парнишку этому обучить? Уж больно все сходится!

— Почерк похожий, — согласился Кренев. — Но есть одна закавыка. Кражи такие у вас раньше проходили?

— С химией? — переспросил Бычков. — Никогда не было!

— Вот! — поднял указательный палец Кренев. — По всему видать, недавно этот малец здесь объявился. Залетный! Значит, не Хряк его на крыло ставил. А вот кто? Это мозговать и мозговать!..

...Человек лежал на верхней полке и, подперев кулаками подбородок, сумрачно вглядывался в белесую муть северной ночи. Узкое, забранное решеткой окно вагона находилось под самой крышей, и увидеть из него можно было только верхушки низкорослых деревьев да мелькающие телеграфные столбы. Внизу, в тесно набитом купе, храпели, стонали, выкрикивали что-то несвязное забывшиеся в тяжелом сне люди, а человек, вольготно расположившийся на верхней полке, будто и не слышал всего этого. Люди эти не были для него людьми. Рвань! Дешевки! Каждый из них с готовностью выполнит любой его приказ, как бы унизителен он ни был. Сявки! И как его угораздило попасть в этот этап! Ни одного порядочного вора, сплошь — шушера! Позади были допросы, тюрьма, суд. Срок ему намотали — будь здоров! Но пусть чужой дядя чалится от звонка до звонка! Ему этот курорт не светит! Не будет он жрать баланду, нюхать барачную вонь, отлеживать бока на нарах. Не на того напали! И пора совершать задуманное. Чем дальше на север, тем пустынней места — чужой на виду. Пора!.. Человек поправил на голове треух, легко спрыгнул вниз, застегнул ватник, наступая на лежащих на полу людей, подошел к дверям.

— Эй, вертухай!

Снаружи открылось решетчатое оконце в верхней части двери.

— Чего шумишь?

— Веди оправляться!

Стоящий в коридоре конвоир поправил кобуру на поясе, вынул ключ-трехгранник, открыл дверь.

— Руки назад. Выходи.

Человек в ватнике привычно закинул руки за спину и шагнул в пустой, неярко освещенный коридор.

— Вперед! — скомандовал конвоир.

Человек медленно пошел по коридору в конец вагона. Конвоир, не снимая руки с кобуры, чуть поотстав, шел за ним. У дверей туалета скомандовал:

— Стой!

Не спуская глаз с человека в ватнике, открыл трехгранником дверь, широко распахнул ее и шагнул в сторону.

— Заходи.