Особое мнение

Несколько лет спустя — и спустя много времени с тех пор, как я написал «Три стигмата Палмера Элдрича» и удачно пристроил его в «Даблдэй», да уж, это была моя первая публикация у них, — я листал журнал «Лайф» и наткнулся на фотографию. На фотографии я увидел лицо. Точнее, не лицо, а железный дзот времен Первой мировой войны на Марне, из тех, что французы строили. Мой отец воевал и участвовал во Второй битве на Марне. Он служил в морской пехоте, в пятом полку. Они первые из американцев прошли через всю Европу и сражались в той жуткой войне. Я был очень маленьким, и он показывал мне форму и противогаз, показывал, как он устроен, и рассказывал, что солдаты начинали паниковать во время газовых атак, потому что фильтры переполнялись, и время от времени кто-нибудь срывал противогаз и с криком убегал. Я слушал эти истории и исполнялся мучительной тревоги. А еще я часто играл с противогазом и шлемом. А еще меня очень пугало, когда отец надевал противогаз. Тогда его лицо исчезало. Да что там лицо — отец исчезал! Передо мной стоял кто-то, и этот кто-то не был человеком. А мне тогда только четыре исполнилось. Мои родители развелись, и я не видел отца долгие годы. Но видимо, страх перед лицом в противогазе слился с другими воспоминаниями — отец рассказывал, что людей насмерть секло шрапнелью, и они валялись с кишками наружу, — так вот, потом, в 1963 году, когда я в полном одиночестве шел через поля и мне не с кем было обменяться словом, не к кому обратиться, — так вот, именно эти воспоминания вернулись ко мне в образе железного, нечеловеческого слепого лица, огромного, как огромное беспримесное, трансцедентное зло.

Я решился на своеобразный литературный экзорцизм. И написал об этом. И оно ушло. Но я видел зло, я видел воплощение зла, и я сказал тогда и готов повторить: «Зло носит железную маску». Хотите убедиться? Посмотрите на фотографии шлемов древних греков, они тоже прикрывали лицо масками. Когда они хотели запугать и убить — они прикрывали лица железом. В фильме «Александр Невский» рыцари-крестоносцы тоже появляются в таких масках. Если вы видели фильм Эйзенштейна, вы понимаете, о чем я. Они все одинаковые! Когда я писал «Три стигмата», я еще не видел «Александра Невского», но я посмотрел этот фильм потом и снова увидел штуку, которая появилась в небе надо мной в 1963 году. Именно в нее превращался мой отец, а я, маленький и беспомощный, в ужасе смотрел на это.

Так что «Три стигмата» — это роман, впитавший все мои подсознательные страхи, восходящие к раннему детству и, без сомнения, связанные с горем и одиночеством, которые я испытал, когда отец оставил нас с матерью. В романе отец представлен образом Палмера Элдрича (отца злого, дьявольского, поддельного отца) и образом Лео Булеро — нежного, грубоватого, доброго, человечного, любящего мужчины. Рождающийся роман питался моей агонией, моим страхом, отчаянной тревогой. В 1963 году я переживал одиночество, сравнимое с тем, что я пережил, когда от нас ушел отец, и ужас и страх в романе не выдуманы ради того, чтобы заинтересовать читателя. Они поднялись из глубин подсознания: я тосковал по хорошему отцу и боялся отца плохого, злого — того, что нас бросил.

Одним словом, в рассказе «Кукольный домик» я обнаружил мотив, который стал сюжетной основой романа, который мне хотелось написать. Видите ли, Перки Пэт — это вечная, манящая красавица, das ewige Weiblichkeit, «вечная женственность», как говорил о ней Гете. Роман родился из чувства одиночества, а рассказ породила тоска, поэтому в романе присутствуют и страх быть покинутым, и фантазии о прекрасной женщине, которая всегда тебя ждет — где, бог его знает, мне еще предстоит это узнать. Но если вы просиживаете день за днем за печатной машинкой и вам не с кем поговорить, не к кому обратиться, хотя формально вы женаты и у вас четверо дочерей, но — вот незадача! — из дома вас выгнали, отправили в крошечный фанерный домик, в котором зимой так холодно, что чернила замерзают — и это не метафора! — в ленте печатной машинки, — что ж, пожалуй, логично, что вы начнете писать о железных масках с прорезями для глаз и милых девушках. Вот я и написал об этом. И сейчас продолжаю писать.