Мы встали рядом, глядя на старый камин. Даже я была вынуждена признать, что детали его декора воистину были подлинным произведением искусства. Такого не увидишь в современных домах, сколько бы те ни стоили. С обеих сторон камин обрамляли рифленые колонны, увенчанные коринфскими капителями и розетками, поддерживая фриз, на котором лисы и гончие псы вприпрыжку носились вокруг рощицы хлебных деревьев. Мое восхищение было бы куда большим, не будь мне поручено удаление толстых слоев краски между листьями деревьев, которые в данный момент казались менее четкими, нежели то, что предполагал замысел их создателя.
Стоя рядом, Джек посмотрел на мою работу.
– Отличная работа, Мелли. При таком раскладе мы разделаемся с камином к декабрю следующего года. Но, по крайней мере, вы набьете руку. Сколько каминов в этом доме, три?
– Шесть, – ответила я, чувствуя, что меня слегка подташнивает.
Джек шагнул к противоположному краю камина и поднял шпатель. Я испуганно вскинула руку, представив себе ужас Софи, если он ненароком отковырнет кусок от ствола дерева или голову собаки.
– Вы хотя бы знаете, как им пользоваться?
Джек поднял бровь и с ухмылкой посмотрел на меня. Эта его коронная улыбочка почему-то всегда ускоряла мой кровоток.
– Я – мастер на все руки.
Сделав паузу в работе, я смерила его испепеляющим взглядом.
– Вытащите голову из сточной канавы, Мелли. Или вы забыли, что в настоящее время я живу в бывшем рисовом складе середины девятнадцатого века, переделанном в модные лофты, причем всю внутреннюю отделку я выполнил сам. Так что мне не впервой счищать краску со старых каминов.
Покраснев до корней волос, я вновь взялась за работу.
– Я отлично это помню, Джек. Вам же не хватает зрелости думать обо мне иначе.
Он негромко усмехнулся, отчего я тоже улыбнулась, однако предпочла сосредоточиться на омерзительной зеленой краске.
Какое-то время мы работали в приятной тишине, время от времени прерываемой нашим ворчанием, когда кто-то из нас натыкался на особенно упрямый кусок краски, и строгим голосом Софи, дававшей Чэду инструкции по поводу ручной шлифовки балюстрады.
Стоя довольно близко друг к другу, мы очищали плоскую поверхность камина, по идее, самую легкую часть, двигаясь с противоположных сторон. После наших объятий внизу лестницы я сделалась сверхчувствительной к его присутствию. Я как будто превратилась в инфракрасную камеру, он же был источником тепла. Из-за него я гораздо чаще скребла шпателем собственные пальцы и постоянно напоминала себе, что боль в большом пальце – это тоже его вина.
– Телефонных звонков больше не было? – Джек остановился рядом со мной, но я не подняла глаз.
Я собралась было солгать, но решила, что и без того уже налгала не один короб.
– Вообще-то, были. По два-три за ночь. Прошлой ночью я, наконец, решилась отключить телефон, когда легла спать.
– А если это что-то срочное?
Мне было приятно уловить беспокойство в его голосе. Я немного смягчилась. Присутствие Джека в доме дарило ощущение защищенности. В темноте были вещи, которые я не хотела бы видеть. Зная же, что Джек рядом, я могла не опасаться, что они подкрадутся ко мне. Впрочем, ему этого лучше не знать.
– Я держу рядом с собой мобильник, на тот случай, если вдруг мне понадобится связаться с кем-то посреди ночи. Ставлю его на виброзвонок.
– Есть какие-то соображения, кто это может быть?
Я покачала головой.
– Нет, что странно. Мне казалось, что в наши дни можно вычислить любой номер. Наверно, если бы я обратилась в полицию, это было бы легче сделать. Но, скорее всего, это какой-то малолетний шутник. Не хочу портить ему жизнь из-за такой ерунды, как телефонный звонок.
Это было правдой только наполовину. Телефонные звонки начались неделю назад и поначалу лишь раздражали меня и мешали по ночам спать. Мужчина на другом конце линии, маскируя голос, спрашивал меня, называя по имени, а затем несколько секунд тяжело дышал в ухо, пока я не клала трубку. Определитель номеров на моем телефоне просто сообщал, что это «неизвестный номер». Я не стала рассказывать Джеку о последнем звонке, сразу после того, как я выдернула из розетки шнур.
Я только-только уснула, когда телефон зазвонил вновь. Спросонья я даже не вспомнила, что он отключен; иначе бы я просто не взяла трубку. На третьем звонке я все же ее подняла и приготовилась извергнуть поток ругательств, которые раньше никогда не слетали с моих губ. Но дыхание на сей раз было другим. Легким. Женским. Когда же я услышала голос, то, словно тряпичная кукла, рухнула на подушку.
– Привет, Орешек, – раздался на другом конце провода старческий надтреснутый голос. – Я скучаю по тебе.
Только один человек в жизни называл меня «Орешек», и она почти тридцать четыре года как была мертва.
– Бабушка? – прошептала я, сжимая трубку холодными, как лед, пальцами.
– Ты давно не навещала меня, Орешек. Приходи посидеть в моем саду, попей, как когда-то, сладкого чаю. Ведь в один прекрасный день он будет твоим. Так что приезжай, посиди немного. Увидишь, как там хорошо.
Сжимавшая трубку рука задрожала, отчего сама трубка больно ударила меня в ухо.