Ослы

Было почти два часа пополудни, когда мы выехали на первый ровный участок дороги, и половина третьего, прежде чем мы въехали с Бланшеттой в двор Отедь-де-Франс в Аррексе.

В Отель-де-Франс мы пробыли несколько дней, потому что при спуске с горы Бланшетта сильно натерла себе шею упряжью и нуждалась в отдыхе. Она совершила настоящий подвиг. Никто не хотел нам верить, когда мы рассказывали, что она перевезла нас через Коль, и многие выражали желание купить ее у нас.

Хорошенько отдохнув, мы посетили еще много живописных мест и, наконец, добрались до конечного пункта нашего путешествия — Лурда. Можно себе представить нас с Билли, с грохотом проезжающих по мощеному бульвару с целой сворой рычащих и лающих собак позади, впереди и вокруг нас.

Представьте себе длинный двойной ряд открытых кафе, полных французами, с удивлением и нескрываемой усмешкой таращащими на нас глаза.

Полагаю, что мы действительно имели довольно забавный вид. Приключения, пережитые нами в течение последних нескольких недель, оставили свои следы на нас. Шарабан был весь забрызган грязью, упряжь, и раньше далеко не элегантная, скреплялась бечевками и веревками, а там, где она терла кожу нашей ослицы, я прикрепил большие прокладки из тряпок и хлопчатой бумаги, которые высовывались самым неаккуратным образом. Мне показалось необходимым также облегчить боль от укусов оводов, смазав их иодом, и эффект желтых пятен на белоснежной шкуре Бланшетты был далеко не гармоничен.

Когда мы выехали на главную улицу, вся она была запружена плотной массой мужчин, женщин, детей, трамвайных вагонов, автомобилей, экипажей и телег, едущих на базар со всевозможными продуктами.

Прежде чем я успел выпрыгнуть из шарабана, Бланшетта оказалась вовлеченной в этот могучий поток, как ветка увлекается рекою в половодьи. Впереди нас, позади, справа и слева — везде теснились люди и все они пели, смеялись и толкались.

Бланшетта наступала им на ноги, толкала оглоблями в спину и вообще мешала всем окружающим. Раздались негодующие крики, брань и далеко не благочестивые слова.

— Почему вы не правите своим ослом?

— Тысяча чертей… Почему вы не едете поосторожнее?..

— Боже мой! Да вы непременно кого-нибудь убьете!..

— Почему вы не повернете назад?

Повернуть назад?.. Мы с таким же успехом могли бы попытаться задержать реку Амазонку.

Этот человеческий поток увлекал нас с непреодолимой силой.

Те из прохожих, которым Бланшетта не успела отдавить ног, громко восхищались ее красотой, мы же с Билли подверглись довольно откровенной критике.

— Не волнуйся, Билли, — прошептал я хриплым голосом. — Нам теперь уже, вероятно, недалеко ехать. Сейчас будет лучше.

Но скоро стало еще хуже. Улица значительно сузилась.

Прохожие плотно прижимались к потным бокам Бланшетты, и она едва могла перевести дух. Вдруг терпение ее окончательно лопнуло. Какой-то человек, очень высокого роста, оказался крепко притиснутым толпою к самому ее носу. Бланшетта в ярости схватила его зубами за верхнюю часть штанов. Он закричал и попытался обернуться, чтобы избить ее, но она вторично укусила его, лягнула, очистила себе место и понеслась.

Совершенно непонятно, каким образом никто не был убит во время этой скачки, потому что люди падали во все стороны, как кегли, когда через них проносится шар.

Я изо всех сил тянул за вожжи. Окружающие пытались ухватить ее за уздечку, но раньше чем Бланшетта остановилась, она въехала на узкий тротуар, сбросила весь товар с ларька и опрокинула вращающуюся подставку с открытками.

Когда этот циклон достаточно стих, я отдал жене свой бумажник и просил ее утешить владельцев товаров; затем я продолжал висеть на спинке шарабана, пока мы не переехали через мост на противоположную сторону реки.

Здесь, к моей несказанной радости, я нашел небольшую улицу, идущую в сторону от главной улицы, и в конце ее скромненькую гостиницу. Я даже не потрудился взглянуть на ее название. Поспешно передав Бланшетту и шарабан конюху, я ворвался в контору и потребовал себе комнату.

Лурд был конечным пунктом нашего странствия по Пиренеям, и здесь мы навсегда расстались с нашей дорогой Бланшеттой. Мы продали ее огороднику Сихатчанану, жизнерадостному старику, в глазах которого светилась сердечная доброта. Он обещал дать ей двухнедельный отдых и уверял нас, что ее ежедневная работа никогда не будет настолько тяжела, как она была, пока ослица находилась у нас.

Билли плакала, обнимая Бланшетту и прощаясь с ней, и должен сознаться, и у меня на душе было гораздо тяжелее и больнее, чем когда она оттаптывала мне ноги или лягала своими сильными задними ногами.

Когда я повернулся, чтобы уйти, Бланшетта вдруг сунула свой холодный влажный нос мне подмышку и издала какое-то странное жалобное ржание. Я крепко обнял ее.

— Добрая, старая Бланшетта! — сказал я очень нетвердым голосом. — Добрая, старая Бланшетта!..

ДЛИННОУХАЯ АКТРИСА

Рассказ Л. Вильямса

— Я поклонник свежего воздуха, миссис Честер, — сказал Самюэль.