Оскверненный трон

– Тоже спит, госпожа.

– Прикажи слугам перенести господина в его покои и пошли за слугами англичанина, чтобы они забрали его.

Это был далеко не первый случай, когда пьянка падишаха с послом продолжалась до самого рассвета, и Мехрунисса прекрасно знала, что имеет в виду горчи, говоря, что ее супруг спит, – правитель просто отключился. Подобные загулы с Ро становились все более частыми. Джахангир объяснял это тем, что у них было множество интересных тем для разговоров и идей для обсуждения. Вчера он сказал жене, что собирается рассказать послу о своих экспериментах с новыми лекарствами, особенно о его открытии – целебной мази для заживления ран, основой для которой была вода с перебродившими в ней листьями платана. Падишах пробовал ее на горчи, которого во время охоты ударил в бедро олень-самец. Но из своих наблюдений из-за джали Мехрунисса знала, что мужчины очень быстро перешли на более фривольные темы и стали распевать непристойные песни – на английском и на персидском, – которым научились друг у друга. Они даже пытались меряться силой, и более мощный Джахангир, естественно, победил.

Они скорее напоминали пару мальчишек, чем падишаха и посла иностранного правителя, но, может быть, подобные кутежи были обычным делом при английском дворе? Для Джахангира в них была определенная прелесть – подобные вечера контрастировали со строгими правилами его собственного двора, где он должен был вести себя не как человек, а как воплощение могущества и богатства. Когда Ро громко пустил газы в его присутствии, падишах рассмеялся и похлопал его по плечу. И хотя во время этих встреч поглощалось огромное количество спиртного, сами по себе встречи были не так уж плохи. Они действовали на Джахангира расслабляюще и ничем не угрожали самой Мехруниссе, за исключением тех ночей, которые ему приходилось проводить не в ее постели. Более того, они были даже полезны, так как позволяли ей делать больше его дел. И когда он, наконец, просыпался с ноющими висками, в которые втирали алоэ и сандал, чтобы облегчить боль, супруга с успехом заменяла его.

Иногда Джахангиру со все еще красными глазами после прошедшей ночи было трудно сосредоточиться на мелочах, которые составляли львиную часть вопросов, обсуждавшихся в совете, – таких как повышение налогов, жалование титулов и раздача земель знати или написание приказов наместникам провинций. Такие вещи утомляли его даже в лучшие времена. Мехрунисса же никогда не пропускала заседаний совета, сидя за джали на галерее для монарших особ и впитывая все происходящее. Она уже могла напомнить мужу о тех вещах, о которых он забывал. Все чаще любимая жена правителя вызывалась сама прочитать официальные документы, а потом пересказать их суть супругу, которого они так утомляли. Джахангир легко соглашался на это, радуясь, что может взвалить часть своих обязанностей на ее плечи.

Как она и надеялась, падишах теперь часто обращался к ней за советом и иногда даже шутил, что его визирь, Маджид-хан, больше ему не нужен. Граница между влиянием и властью не была такой уж непреодолимой, и Мехрунисса стала постепенно переходить ее…

Ее страхи, что Джахангир станет чаще советоваться с шахзаде, оказались беспочвенными. Падишах был счастлив, что у Хуррама и Арджуманд родился сын, Дара Шукох. Однако хотя он действительно много времени проводил с сыном, это было на охоте, или во время соревнований по стрельбе из лука, или на боях слонов.

После возвращения из Декана Хуррам не выказывал ни малейшего желания погрузиться в вопросы управления государством, которые сама Мехрунисса находила такими пленительными и интересными. При этом другие люди уже заметили ее растущее влияние. Только на прошлой неделе в гарем поступило несколько прошений, адресованных лично ей. Скоро она попросит у Джахангира разрешения издавать эдикты от своего собственного имени, чтобы облегчить ему жизнь. Она будет использовать изумруд с выгравированным на нем ее именем, Нур Махал, который он ей подарил…

Двери распахнулись, и вошли слуги, сгибаясь под тяжестью носилок, на которых возлежал Джахангир, широко раскинув руки в стороны. Жена услышала его тяжелое, ритмичное дыхание.

– Поставьте носилки вон там и оставьте нас, – распорядилась Мехрунисса, указывая на затемненный угол комнаты, подальше от яркого солнечного света, лившегося в окно. Как только они остались вдвоем, женщина обмакнула шелковый платок в медную чашу с водой и подошла к Джахангиру, опустившись возле него на колени. Как же глубоко он спит, подумала она, разглядывая его лицо, которое за прошедшие годы немного обрюзгло, но не утратило своей привлекательности. Когда она стала вытирать его лоб, ее охватила волна нежности к мужу. Этот мужчина дал ей – и сможет дать в будущем – все, о чем она когда-либо мечтала.

Джахангир пошевелился. Неожиданно он открыл глаза, и на его губах появилась слегка печальная улыбка.

– Кажется, я опять перебрал этого твоего вина…

Глава 12. Перо, полное яда

– Госпожа… прости, что бужу тебя…