Осколки недоброго века

Видимо, напряжение последних нескольких часов сказалось на самообладании и выдержке усталых азиатов – сигнальщикам продолжало что-то мерещиться, противоминные расчёты без остановки палили во тьму по ночным призракам.

«Якумо» обстрелял «Ниитаку». «Ниитака» отвечал…

Камимура менял курс, командиры кораблей индивидуально предпринимали манёвры уклонений.

Казалось бы, все отделались лёгким испугом, но на размашистых коордонатах практически все потеряли свои мателоты.

Тамтамы отдалённого беглого огня подхватило ветром, понесло, погнав Рейценштейна на зарницу выстрелов.

Опоздали – японцы канули во тьму.

Только незадачливо отставший «Ослябя» затерялся позади.

Бэр, здраво осознавая, что такое ночной бой – полная неразбериха со стрельбой в том числе «по своим», решил принять дугою влево, бросив в беспроводное пространство телеграмму – авось Рейценштейн примет.

В «мире Морзе» творилась сущая чехарда – где-то на юге гремела гроза, периодически раздирая эфир треском, Уриу, честно пытаясь бронепалубниками, словно овчарками, собрать расползшееся стадо, уже не осмеливаясь играть со светом, строчил «искрой» на все лады.

Толку – у флагмана «Идзумо» станция вышла из строя ещё во время артиллерийского боя. «Токива» принимал, отправить не мог.

Старая мачеха ночь спрятала под своим покрывалом всех и каждого по отдельности, схоронив и от врагов, и друг от друга.

Почти.

* * *

– Вашбродь, – голос сигнальщика изображал шёпот, сипло, будто простуженно, – кажись, шота там вижу.

Уже больше двух часов «Ослябя», приняв уклонение к восточным румбам, брёл в одиночку осторожным, всего восьмиузловым ходом. По счислению штурмана на левой скуле мог оказаться остров Ики, и Бэру наскочить в потёмках на камни совсем не улыбалось.

Сигнальные вахты утроили, тем более что надеялись обнаружить и противника. Погодя, к успокоению удалось-таки связаться с Рейценштейном. Однако, коротко прояснив положение, оба командира решили, что отыскать друг друга ночью не представляется возможным.

Да и… кое-кто желал сохранить за собой декларированную мобильность. Тем более что рассредоточение отряда расширяло зону поиска, вздумай Камимура двинуть в какой-нибудь ближайший порт метрополии, что лежали к северу японского архипелага.

– Вот там, – продолжал указывать сигнальщик.

Чернота ночи не была совсем уж беспроглядной, кругляш луны, что бледно прятался за тучей, давал небольшую подсветку, и вызванный вахтенный мичман наконец увидел тёмное пятно на правом крамболе – пристальной сосредоточенностью очерчивался силуэт судна.

– Миноносец? – не унимался сигнальщик. – А ежели до евойного кабельтов десять, то цельный крейсер? А?

Полупрофиль чужака не давал полной уверенности – это мог оказаться и транспорт, и кто угодно, но искали и ожидали понятно кого…

И молодой мичман в голове по памяти дорисовывал, воображением и справочником Джейн… и уверенностью:

– Командира на мостик, – сам вдруг заговорил шёпотом.

Капитану 1-го ранга Владимиру Иосифовичу Бэру этот ночной рейд – поиск и охота за кораблями противника – чем-то напоминал ту примечательную атаку на японский крейсер в Беринговом море.

Тогда невероятная всевидящая техника «ямаловцев» вывела его артиллеристов практически на прямую наводку, а он всё пытался представить и просчитать возможности «слепого» боя без этой электрической хитрости. И сделал для себя главный вывод, что в ночном бою, как и в любом в условиях плохой видимости, преимущество за тем, кто первый обнаружит противника и как можно долго сохранит выгодное положение своего инкогнито-превосходства.

– «Эльсвик», – уверенно доложил вахтенный, – две трубы, значит «Токива»! Вроде один идёт, мы уже минут двадцать на хвосте, глаза выели – никого боле вокруг.

– Поставим в прожектора и залпируем? – предложил поднявшийся вслед за командиром старарт.

– Ни в коем случае! – возразил Бэр. И немного подумав, распорядился: – Лево на румб! Ход полный! Орудия к бою! По готовности бьём в два дружных залпа и полная дробь до смены позиции! Сигнальщиков перед стрельбой предупредить, дабы не слепли от своих же! И наводчики пусть озаботятся… да и сами не дети, должны понимать.

Молчком отыграв боевую тревогу, «Ослябя» принял в сторону, чтобы оставаться вне поля видимости (сами пятно неприятельского корабля едва угадывали), уверенно набирал ход, становясь в параллель.

Башни главного калибра развернулись на правый борт, казематы топорщились стволами – все орудия были в действии, правый борт в дневном бою оставался в тени и совсем не пострадал.

Электронный дальномер «ямаловцев» так и остался на «Ослябе», показывая до цели метрические два километра. С таких дистанций не промахиваются.

Всем передался этот крадущийся впотьмах настрой, так что даже старший артиллерист команду «огонь!» проговорил, будто выдохнул:

– Ох-хонь!

* * *

Первый залп их «разбудил», кого и действительно сорвав с коек, кого с полудрёмы, бросив к боевым постам, к орудиям, к биноклям… Второй ослепил вспышками попаданий!