Осколки недоброго века

Крейсер уже повело вправо, он болезненно рыскал на курсе, не в силах вернуться в кильватер… пока медленно, на узел, на два, но начал отставать, отдаляться… С каждой минутой дистанция увеличивалась.

Его провожали взглядами печали и обречённости.

– Боги, боги, фальшивы ваши улыбки, – вырвалось… обвиняюще или смиренно?

Адмирал скорей уж для проформы, и сам всё прекрасно понимая, спросил с непонятной интонацией:

– Мы сможем ему чем-то помочь?

– Едва ли, учитывая его состояние и наше положение, – ответил ближайший доверенный, из флагофицеров.

К обречённому «Ивате» пару раз приложился главным калибром «Ослябя», до него уже дотягивались другие отставшие крейсера Иессена.

Следом вдалеке накатывали броненосцы.

* * *

Может, и напрасно Камимура винил восточный пантеон в беспечном равнодушии к судьбе сынов Ямато?

Что боги могли, тэк-с сказать, то делали, выбирая самое патентованное, чем отметилась в артиллерийских дуэлях этой войны японская статистика попаданий.

Да-да! Выискивали, понимаешь, некую фатальную болезненную пяту российского императорского флота, кидая камешки го в виде набитых шимозой снарядов именно туда – в офицерский состав, обезглавливая командование кораблями и эскадрами.

Мистическая шутка бы… если бы не эмпирическая составляющая.

И всё же… Чёрт!

Отчасти поэтому «бородинцы» и отстали, уже не дотягиваясь калибрами за убегающим Камимурой.

…Выдохшиеся машины, правда, тоже в счёт.

А спасло их (многих) то самое «нелепое железо», что самодурный Зиновий приказал надеть вопреки упёртой браваде снобов подчинённых.

Его самого, кстати, тоже…

«Взять» бронированные цитадели «Князя Суворова» «крейсерским калибром» было в принципе невозможно – не пробивало его. Зато направленный «божий камушек го» в срез, под срез, чёрт возьми, боевой рубки, что раскидал дополнительно наклёпанные листы котельного железа, брызнув рикошетом осколков, – это пожалуйста!

В боевой рубке флагмана заведомо было тесно, толпились один на одном – кто-то принял на себя раскалённую рвущую плоть сталь, прикрывая других. Кому-то…

Штурман, старший артиллерист – этих срезало насмерть. Сразу!

Игнациуса – в лазарет… и старшего вахтенного, и горниста – выживут ли.

Коломейцев отказался, пережив перебинтовку плеча на ногах.

Отдельной темой разбитый электронный дальномер и практически целёхонький оператор, обиженно лупающий глазами, не замечая, как с расквашенного носа тонкой струйкой сочится кровь.

Рожественский елозил рукой по панцирю – «чесал» ушибленную грудь… то ль живот, ухал болью, бранился почём зря…

Стерпел адмирал, ответственно остался у «руля», порой контуженно теряя фокусировку, а уж после оздоровительного стакана коньяку…

А пока ещё – все надрывно кашляли, угарную шимозу выдувало в щели, распахнутую дверь, воняло горелым, палёным и… распоротым животом артиллериста.

– Смерть… хреново пахнет, – со своего угла «отсвечивал» всем загадочный «ямаловец» (ещё одна прихоть адмирала) – стоит бледный, гоняя кадык в рвотных позывах, на лице сизым густеет синяк. Но держится.

В руках чертовщина, маскирующая видеокамеру, поблёскивает объектив – идёт съёмка.

* * *

С наступлением сумерек бой самопроизвольно затух.

Собрав воедино эскадру, Рожественский приказал: «К Квельпарту!», выстраивая кильватер и крейсерский ордер против ночных атак.

«Новик», кстати, на той зыби, что несли океанские ветра, вполне мог потягаться в скорости с новейшими японскими миноносцами. Чёрта с два бы «шихау» и «ярроу» в столь бурном состоянии моря набрали свои двадцать восемь – тридцать узлов.

Опасность минных атак противника оценивали как среднюю, штабисты из молодых, те которые сами недавно служили на продуваемых мостиках минарей, заверяли: «Будут прыгать на волнах, надсаживая машины, форсируя вентиляторы-нагнетатели, выдавая себя искрами и целыми факелами из труб».

Тем не менее Рожественский приказал: «По горячим следам за Камимурой!», и кавторанг Елисеев увёл свою заряженную «уайтхедами» четвёрку.

В свободный рейд Зиновий решил выпустить и Рейценштейна, больше обосновывая «оперативным присутствием быстроходных крейсеров в зоне эскалации», поскольку отказываться от минирования японских портов не собирался. А посему эскадра некоторое время будет продолжать базироваться на Квельпарт.

Неожиданно поохотиться на «подранков» вызвался и Бэр, семафоря: «добить заразу»… к открытому недовольству Рейценштейна и, может быть, недоумению Рожественского – «Ослябя» не вписывался в сплаванность ходкой парочки «Аскольд» – «Богатырь».

После недолгих и немного надуманных препирательств, осложнённых ратьерным обменом мнений, Зиновий дал добро.

Царское Село