По прямой линия «Симоносеки – Фузан» насчитывала чуть больше ста миль. В пределах транспортного коридора лежал архипелаг Цусима – перевалочный, мобильный пункт, в том числе базирования японских миноносок.
В этих условиях Иессену поддерживать оперативный режим, а именно демонстрировать активное присутствие, совершая рейдерские действия, было довольно сложно. По мере того как уменьшался световой день, всё больше возрастала угроза миноносных атак.
Для японцев же, с появлением диверсионного отряда противника, да ещё с учётом действия вспомогательных крейсеров на трансокеанских коммуникациях, какие-либо устойчивые транспортные линии близ метрополии рушились если не окончательно, то в значительной мере. В Сасебо должны были понимать, что следующей стадией давления русских станет минирование портов.
Флот просто не мог остаться безучастным и должен был предпринять любые действия по выдворению врага. Собственно, на этом расчёт и строился.
Новых ожидаемых трофеев день не принёс.
Японское командование приостановило всё морское движение, лишь быстроходные крейсера или миноносцы прорисовывались на горизонте, отмечая присутствие врага, осуществляя слежку.
Отряд Иессена вальяжно покрутился в виду рейда Симоносеки, впрочем, не рискуя малыми глубинами с «рогатыми сюрпризами», прошёлся вдоль японских берегов, исключительно в террористических целях обстреляв какие-то сооружения, из которых функционально существенным, пожалуй, был только маяк на одном из мысов. Затем повторил променад, сотрясая воздух пальбой – это создавало ощущение и видимость постоянного присутствия. По крайней мере, должно было.
Японцам всячески давали понять – война пришла в ваш дом!
Можно было лишь догадываться, как перетряхнули, разворошили япономуравейник эти бесчинства русских кораблей! Известие достигло столицы, потревожив чайную церемонию самого микадо, между Токио и Сасебо произошёл интенсивный обмен телеграфными сообщениями. Однако какие бы оргвыводы и решения за этим ни последовали, Объединённый флот (что бы он на данный момент собой ни представлял) оставался в базах.
Ближе к вечеру крейсера ушли к берегам Кореи, в обусловленном месте встретив «соколы», нёсшие на борту по дюжине сфероконических мин.
Вчера двухсотсорокатонные судёнышки салазками с кормовых скатов обработали подходы к портам Цусимы, сегодня их задача была провести ночные постановки на подступах в бухту Фузана. Уложившись в пару часов, опустошив запасы, миноносцы ушли. Утром они должны быть уже за Цусимой, направляясь к Квельпарту. Они придут и назавтра, загрузившись новой порцией. А покуда…
А покуда море притаилось. Притаились японцы. Притихли.
Ночь коротала непроглядностью и звёздами, когда те вдруг находили прорехи в тучах.
Крейсера терпеливо патрулировали близ Фузана рассуждением командира отряда: «Не бродить в поисках всем Корейским проливом, выбирая попусту бункера, сжигая уголь».
Бункеровка пока не «горела», но в судовом журнале «Громобоя» появилась первая «ласточка» – запись о перерасходе.
Иессен допускал, что после вчерашнего японцы предпримут перевозки транспортами-одиночками, под покровом ночи, разными, обходными маршрутами. Однако затишье казалось полным.
Впрочем, совсем без «алярмов» не обошлось. Уже далеко за полночь произошла скоротечная пальба по вражеским миноносцам… скорей всего, пригрезившимся.
Долгое бдение выматывало сигнальщиков, изнывала напряжённым ожиданием прислуга орудий. Крупная зыбь и болтанка доводили весь экипаж. Все экипажи. Одно злорадство: а каково басурманину на утлых миноносках?!
К утру эскадра снова была в виду японских берегов. Из туманной пелены уже что-то пробивалось, замазав небо чёрной тушью дыма.
Ждали вымпелы Камимуры… оказалось – «собачка». Бронепалубник с полным осознанием, что всегда может удрать, лёг в параллель, ведя трансляцию телеграфом.
Не мешали. Приказа не было. Клюнет ли «рыбка»?
Шаг назад… шаг вперёд… два шага налево и…
Да, именно так – «шаг назад… шаг вперёд…» – можно было охарактеризовать томительное курсирование трёх опорных броненосцев отряда Рожественского в точке тактического ожидания. На том самом «стыке морей».
Третьи сутки.
Миноносцам эскорта уже не однажды поочерёдно пришлось отлучаться к Квельпарту, чтобы принять дополнительно несколько десятков тонн угля.
Командующий реже стал бывать на мостике, чаще принимая доклады у себя в салоне, будто не желая показываться на глаза большинству офицеров. А те и не горели нарваться на выволочку.
Планы, такие красивые на бумаге, расплывались, теряли чёткие очертания, точно их чернильную суть размывало волнами, разносило ветром по поверхности морей, разбивая прибоем о молы и волнорезы Сасебо… о встречные планы. Японский линейный флот продолжал бездействовать.
Ситуация подходила к оперативному кризису – реализовать замысел в один или два этапа уже однозначно не получалось!
Всё более проявлялся всем известный дурной характер Зиновия: «Отчего тянут? Выжидает супостат, пакость готовит?»