Осколки недоброго века

Погода радовала, горизонт «плавал» в пределах четырёх миль.

Почитай только-только миновали где-то по левому траверзу Роунд, но именно из-за неравномерной дымки охранение прозевало чужую посудину. Её обнаружили уже ютовые сигнальщики «Суворова»:

– На левой раковине судно!

С мостика распоряжением эскорту немедленно заморгал ратьеровый фонарь. Пока принявший сигнал миноносец развернулся, вышел из ордера, помчав на полных парах вдогонку, чужак почти растворился в мареве горизонта.

Нагнав парусно-винтовую шхуну практически в виду Роунда, командир «Бесстрашного» принял, может, и жестокое, но самое простое и верное в данных обстоятельствах решение.

Были бы это случайно подвернувшиеся китайские рыбаки – невольные незадачливые свидетели, – ещё куда ни шло. Но приказу «остановиться» «китаец» не подчинился, продолжая уходить под паром и удачно попутным ветром – до острова оставалось меньше мили. Не испугали его и предупредительные выстрелы.

Целых десять минут неудачной пальбы и двух метких попаданий семидесятипятимиллиметровой пушки миноносца хватило, чтобы пустить шхуну на дно.

Холодные волны разметали обломки и тех немногих, кто цеплялся за поверхность – суровая проза военной необходимости: в хороший бинокль японский наблюдатель мог вполне опознать «бородинца».

* * *

– А ведь, по сути, только вышли. А, Василий Васильевич? – На мостик взошёл адмирал.

Со стороны зюйд-веста задувал резкий ветер, поднимая, разгоняя волну, всклокоченно бьющую в скулу. От этого казалось, что многотонный броненосец, словно через силу, раздвигал недовольное море. Летело из-под форштевня, добрасывало далеко вверх, оседая крапом на остеклении мостика.

«Новик» ещё сравнительно легко справлялся, но миноносцам, феерически заплёванным пеной и брызгами, было заметно тяжело… Впрочем, при нужде обеспечивался двадцатиузловый ход… но, пожалуй, не более.

– Так точно, ваше высокопревосходительство, – командир корабля немедленно попытался предоставить свежие данные, – метеорологические бюллетени и в ближайшее время предвещали необходимо дурную погоду.

– Горизонт?

– Пятьдесят-шестьдесят кабельтовых.

– Отлично! – Рожественский окинул взглядом пространство. – Семь футов под килем это хорошо и просторы морей для манёвра радуют, но без берегов живописных, изрезанных черт заливов и бухт скучно-с. Не находите?

– Ваше высокопревосходительство, – в голосе Игнациуса повеяло и уверенностью, и оправданием, – если вы о моём несогласии с Квельпартом, как местом стоянки броненосцев…

– Да бог с вами, – отмахнулся командующий, – нам главное войти в зону связи с «Александром» и «Ретвизаном», соединиться и «висеть» дрейфом… хм, в позе ожидания в центре треугольника меж Цусимой, Квельпартом и Гото.

Рожественский подошёл к штурманскому столику и уж в который раз примерился к карте:

– Да. Фактически на стыке трёх морей: Жёлтого, Японского и Восточного.

Большой политик

Ещё до начала конфликта с Японией, готовность или же неподготовленность России к войне на Дальнем Востоке в правительственных кругах Петербурга оценивалась по-разному. Царские чиновники кто хорохорился, грозя «закидать шапками макак», кто более адекватно поумеривал амбиции, нехотя идя на последовательные уступки японской стороне.

Токио вёл более последовательную политику, просто в силу более прямолинейной задачи. В какой-то момент молодой азиатский хищник, почуяв некую слабину «северного оппонента», лишь повышал требования. В итоге взяв курс на войну.

Теперь возвращалось… – обратным маятником пошёл откат.

Удручённый результатом первой встречи с российским императором, Мотоно составил вдумчивый доклад, шифровкой отправив в Токио.

Там обмусолили сложившееся положение, прислав ответ: «Отступать!» То есть не «бежать», а «прощупывать почву» для постепенных уступок.

Становилось очевидным, что русско-японская война в видимом политическом спектре сводилась к борьбе за обладание Корейским полуостровом. Довоенные планы Японии на Южную Маньчжурию и Китай, разумеется, уже не рассматривались. Однако даже оказавшись перед лицом военного поражения, самураи не оставляли попыток зацепиться за любой клочок былых притязаний. В этом отношении неофициальные потуги посланника Мотоно главную токийскую квартиру определённо устраивали – эдакий пока ни к чему не обязывающий зондаж перед генеральной встречей на высшем уровне.

Параллельно японский кабинет осуществлял всяческие дипломатические ходы, обращаясь к нейтральным странам на предмет посредничества в переговорах, а также выискивая любые пути для всяческого давления на Россию, «обидевшую маленькое островное государство» – именно таким эпитетом отличилась американская «New-York Times».

Надо сказать, что заинтересованные политические элиты великих держав держали нос по ветру, моментом уловив перевес чаши весов в противостоянии в русскую сторону, едва ли уже не списав Японию. Первыми отреагировали иностранные биржи – несмотря на всё ещё тлеющие революционные очаги по российским губерниям, курс рубля оказался более привязанным к событиям на Дальнем Востоке.