Осколки недоброго века

С самым рассветом у Ха-сян-тау уже громыхали орудия – прямо с ходу происходила встречная высадка русского десанта и японских подкреплений.

Высокие ваканты (экипажи, скачки, рауты, вояжи…) [42]

Неожиданно и ожидаемо решалось многое…

Обязательно подняв вопросы касательно Тихоокеанского региона… затронув в том числе среднеазиатские противоречия… и непосредственно теснясь и толкаясь в границах старушки Европы.

Две встречи, три фигуранта.

Что их единило? Кровь, родство, статус, положение!

Вообще при взгляде на все европейские высшие круги, переплетённые родовитыми матримониальными связями, королевскими, князе-графьёвскими фамилиями, так и просится на злой язык сравнение с выставкой породистых четвероногих. Когда они, разодетые, увешанные медалями достоинств и наград, с бантиками-ленточками, горделиво и важно взирают с фотографий… иль со старых исцарапанных лент кинохроники.

Верша миром и судьбами народов – приближённых, служивых, разночинных и остальных нижестоящих яко дворняжьих подданных.

А сами-то – на поводке…

Наш рассейский Николай, даром что самодержец, никогда особо и не был свободен в выборе позиций – ему помимо профессионалов-министров приходилось в довесок лавировать во мнениях и самомнениях великих дядьёв.

И вот, может, только в последнее время государь император обрёл вместе с информационной составляющей, в дополнение к своему тихому тактичному упрямству, хоть какую-то жёсткость во взглядах и решениях.

И то – как сказать.

Вторым лицом намечающихся событий вышагивал Вильгельм II.

Весьма одиозная фигура. Казалось бы, своенравная и не подотчётная во внешней политике, однако исключительно точечно «кастрируемая» рейхсканцлером и статс-секретарём, вздумай кайзер увлечься, поставив личное отношение выше политических соображений.

Эти фон-господа (фон Бюлов и фон Рихтгофен) во время морского ваканта двух монархов оставались в стороне, тем не менее прекрасно понимали цели раута – какие вопросы будут стоять на повестке[43]. Более того, они уже давно планировали подобную встречу, заготовив тезисы… разложив всё по пунктам… на айнс, цвайн, драй!

Следующей и третьей стороной выступал Эдуард VII.

К тому (этому) времени роль «короны» в управлении британским государством была уже несколько принижена. Сам король в приватных, а с некоторых пор почти заговорческих беседах со своим давним дружком Фишером мрачно признавался: «…премьер-министр практически не советуется со мной». Но в целом Уайтхолл расчётливо из-под пенсне взирал на личные связи Эдуарда, используя монарха для предварительного установления контактов. Уж затем к переговорным процессам подключался статс-секретарь… Последние подписи были за премьер-министром.

* * *

А мир шёл своим последовательным курсом, события следовали с выстраданной необходимостью логикой, согласно хронологической колее.

Однако новые вводные (это и «Ямал», и иное соотношение сил в русско-японской) встряхнули цепочку последовательности, меняя, смещая графики, заставив торопиться, завертев быстрей процессы.

По сути, Вильгельм ехал с тем же, что в другой бы раз назвали «Бьёркским договором». Сей проект был инспирирован уже помянутыми фон-господами с целью обезопасить Германию с восточных границ, случись конфликт с Англией. А возможно и с Францией. И должен был состояться (договор) совсем скоро – в 1905 году, в июле. Так что в этом случае разница по датам вырисовывалась небольшая.

Не было спонтанности и у англичан.

Как бы мы тут ни ерничали про «хитрое седалище» британского монарха, Эдуард VII прекрасно видел, что международная ситуация начала двадцатого века требовала сближения с Россией.

Воинственная риторика Вильгельма подкреплялась возрастающей мощью рейха – в этом сквозила прямая угроза для Британии… её колониям.

Непосредственно уже сейчас разведка докладывала о всяческих зазывах Вильгельма к диалогу с Николаем – ясно, что это попытки кайзера перетянуть одеяло на себя. В связи с этим Англия срочно искала, чем и кем прикрыть тылы (вот и опять афедрон вылез).

Первыми подвернулись соседи через Ла-Манш – удачно! И уже весной 1904 года подписанные англо-французские соглашения дали повод думать, что это послужит примером для Петербурга активизировать российско-британское сближение. О чём Эдуард VII напрямую намекнул послу России в Дании, будучи с недавним апрельским визитом в Копенгагене. Более того, выразил готовность всячески способствовать разрешению кризиса на Дальнем Востоке. Нонсенс!

Всё это сопровождалось записками-посланиями…

Впрочем, ознакомившись с их копиями, лорды-министры сочли, что момент для переговоров пока неподходящий: «…вот закончится война на Дальнем Востоке, поулягутся страсти, русские поостынут, подзабудут свои обиды на Альбион, что пособлял макакам. Вот тогда…»

Итогом лишь через два года к тысяча девятьсот седьмому всё плавно и подошло бы. Эдуард тогда назвал эти англо-российские соглашения «триумфом британской дипломатии».

Но!

Но вот пока ещё конец «девятьсот четвёртого», Рожественский в Порт-Артуре, осада практически снята.