Осколки недоброго века

Неплохой ход, с учётом того, что это позволило японскому крейсеру продержаться до конца боя.

Хронометр считал минуты и залпы, стрелки оттикали двадцать пять, комендоры сбились со счёта, и пришло время «Хасидате» – разрывом на баке главный огневой аргумент вредителя Бертэна[40] окончательно замолчал, свесив стволяку на борт. Многочисленные и тесно стоящие орудия среднего калибра по большей части тоже оказались выбиты.

Заметно скособоченный «Хасидате» ушёл вслед за флагманом, наверняка ещё и борясь с затоплениями. Туда была бы дорога и «Такао», но основательно избитый, не имеющий брони крейсер, имея на левый борт пятнадцатиградусный крен, погрузившись в воду до иллюминаторов, потерял ход, дрейфуя в глубину залива под давлением устойчивого зюйд-оста.

Внимания на него уже не обращали. Оставаясь в том же плачевном состоянии, «Такао» откочевал в северную часть акватории, где спустя какое-то время приткнулся к отмели. Команда, свесив головы с борта, с ужасом обнаружила у ватерлинии сорванную с троса прибитую течением мину – чёрный шар колыхало на волне, и «рога» контактных взрывателей угрожающе пытались «боднуть» корпус корабля. Деморализованный, обезглавленный на командный состав экипаж спешно высадился на берег, не предприняв никаких действий по спасению или подрыву обречённого судна.

Только спустя два дня брошенному крейсеру уделили внимание «мародёры» из команд траления и зачистки залива от японских мин, обезвредив и эту безмолвную под ватерлинией, так и не сработавшую, сняв с борта всё ценное. А впоследствии и вовсе отбуксировав посудину в Дальний.

Но это забегая вперёд, а пока…

А пока густо чадила «Цукуси», выписывая циркуляцию среди всплесков накрытий – добить её было поручено «Отважному» («Гиляк» на тот момент сам боролся с пожарами).

Два тридцать пополудни: с серьёзным носовым дифферентом вышла из боя «Майя», должно быть, плохо управляясь – на продольной раскачке винто-рулевая группа то и дело выныривала из воды. Падение двенадцатидюймового «суворовского» фугаса близ носовой оконечности канлодки оказалось достаточным, чтобы гидроударом вызвать разрушения и течи в корпусе.

Следующей на очереди оказалась канонерская лодка «Удзи», которая после всего двух шестидюймовых снарядов опрокинулась, размашисто шлёпнув единственной мачтой об воду. Судно утонуло за считанные минуты.

И всё бы прекрасно, если бы не подорвался на мине пароход-трал «Камикава-мару». И это в уже расчищенном фарватере!

И без того бдительная вахта «Суворова» утроила внимание за водной поверхностью.

– Мина лево по скуле! – донеслось от сигнальщиков с крыла мостика.

Командир корабля и офицеры порывом сместились на окрик, кто-то вскинул бинокль, кто-то шарил взглядом по гуляющим водам, не отвлекаясь на оптику.

– Вон она! Вашбродь! – снова от сигнальщиков.

Точно поплавок на волнах, «чёрная» то заметно лоснилась округлостью, то окуналась в пенные барашки, устрашающе топорща рожки.

– Право малый на борт!

Рулевой закрутил штурвальным колесом, нос корабля неторопливо повело, покатило в сторону от опасности.

– Что там? – Подоспел Рожественский, на время покидавший ходовой мостик.

– Мины, Зиновий Петрович, – сохраняя спокойствие, ответил Игнациус, – по всей видимости, плавающие. Уж не знаю, сорвались ли с минрепов… Ох, как бы не специально японцами набросаны, пущим риском и для себя, при таком-то направлении ветра. Им, чертям узкоглазым, терять уж нечего! Всё одно на дно! Но прорывателю нашему трофейному конец.

«Камикава-мару» медленно валило на борт, крен дорос уж градусов до десяти и только споро увеличивался. Там творился полный аврал – немногочисленная команда покидала судно, спуская шлюпкималомерки, одну на сильной волне перевернуло, люди плюхались в холодные воды.

– Вот что эти головотяпы там творят! – покачал головой Рожественский, однако, подняв бинокль, всё внимание перевёл дальше по курсовой линии. Впереди в зоне тралящего каравана начали одна за другой детонировать зацепленные тралами мины – море глухо подбрасывало косматые пенные колоссы, тяжело и шумно оседающие, расходящиеся кругами.

Пароход уже скрылся под водой, людей подобрали, уцелевшую переполненную шлюпку подняли на борт броненосца.

Вскоре пришлось принять и паровые катера тралящего дивизиона – их уже так кидало на волнах, что дальнейшие работы становились опасными.

Через полчаса стало очевидно, что не дойдя и до середины залива, тральщики наткнулись на ещё одну линию заграждений, оказавшуюся весьма широкой и плотной.

Движение вперёд замедлилось. Почти остановилось.

Ко всему нет-нет да опять стали попадаться плавающие рогатые сюрпризы, расстреливаемые с мелких орудий. Затем один из «соколов» контузило – стальной трос трала зацепил минреп совсем рядом с бортом – рвануло! Двухсотсорокатонное судёнышко едва не перевернулось, остановились машины, лопнули какие-то трубки, выхлестнув горячечное облако пара.

Миноносец взяли на буксир, отводя в тыл.

Рожественский не разозлился, скорей расстроился – в досаде стукнул кулаком по фальшборту, шипя бранью, наверное, уже от боли в кулаке, больше понося японцев: