Осколки неба

— Она попала пальцем в небо, Лиз, — говорил Володя, но Лиза его уже почти не слушала — от обиды заложило уши, — она просто хотела сказать что-то неприятное, неважно, что, а попала в точку. Проблемы с сексом — это очень размыто. Такое можно сказать кому угодно, и человек сразу начнет думать, есть ли у него проблемы. Забудь. Катя думала тебя задеть, и задела. Но ты-то зачем пошла ко мне в комнату? Вот этого я не понял.

Лиза вздохнула, изо всех сил сдерживая слезы и глядя на сцепленные перед собой руки. Что же так обидно…

— Я разозлилась на нее.

— Ясно. Ладно… Главное, что ничего страшного не случилось.

Не случилось?.. Может быть, для него ничего страшного и не было, но у Лизы вся ночь была такой — полной страхов, разочарований и обид. Ничего страшного.

Володя пару секунд помолчал, глядя на Лизу внимательно и озабоченно, а потом спросил:

— Что с тобой, Лиз? Ты очень расстроенная. Если это все из-за случившегося ночью, то я повторюсь — ничего страшного. Или ты не веришь, что я не говорил Кате про тебя?

— Верю. — Она сглотнула — внутри все сжалось от напряжения и огромной душевной боли, — и прошептала: — Почему ты не сказал мне про себя и Катю вчера? Сразу… Почему?

— Я хотел дождаться ее отъезда, — ответил Володя так спокойно, словно не понимал, в чем проблема. — Начинать новые отношения надо только разобравшись с предыдущими. Я и так… почти начал уже. Это было неправильно. Я хотел закончить все нормально, поставить точку с Катей, а потом уже поговорить с тобой. Когда она уедет. Всего-то два дня, Лиз.

Всего?

Обида вспыхнула в ней молнией, и Лиза, не задумавшись ни на секунду, выпалила:

— Маша права, ты действительно на всю голову хороший…

Она пожалела о сказанном в то же мгновение, когда подняла глаза и увидела, как изменилось лицо Володи.

Он словно заледенел, заморозился. Даже глаза в две ледышки превратились. Были голубые и теплые, а стали холодные, морозные.

По коже поползли мурашки — как узоры инея на стекле…

— Володя, — сказала Лиза тихо и жалобно, — Володя, прости, я… Я…

Он молча встал и вышел с кухни.

Лиза не помнила, сколько просидела в полнейшей прострации, сама заморозившись, застыв, как ледяная скульптура. В сердце было холодно, а в голове — пусто.

А следом за холодом и пустотой пришли боль и обида. Но уже не на Володю — на себя.

Господи, что же она такое сказала? Зачем? Зачем упрекнула его в том, что не считала недостатком?

"Не зачем, а почему. То, что он не сказал тебе про Катю, заставило тебя лишний раз переживать. Ты обиделась. И обидела его в ответ".

Но теперь, когда Володя все объяснил, Лиза понимала — не мог он сказать. Да, он на голову хороший, хотел поступить справедливо и правильно со всеми, а в итоге получилась какая-то дурь несусветная. Но иначе он не мог. Да и, в конце концов, она ведь и полюбила его именно за эту на голову хорошесть…

И сейчас он не сделал Лизе ничего плохого. Он просто принял решение рассказать про Катю после ее отъезда. И разве он не имел на это право? Это его девушка, его жизнь и его отношения. Рассказать о разрыве для Володи значило — начать новое, когда предыдущее еще здесь и не совсем похоронено. Он считал это неправильным.

Но он забыл учесть чувства всех трех сторон. Кате было бы легче не приезжать, и ему тоже было бы легче, если бы она осталась в Таиланде. Проще объясниться по телефону. Непорядочно? Да плевать, зато не так больно.

Но Володя рассматривал свои и чужие поступки через совершенно другие призмы. Это составляло часть его личности. Пусть будет больнее, зато честно и правильно.

Лиза на него больше не злилась. По правде говоря, она думала, что вообще не имеет права злиться на Володю — после всего, что он для нее сделал. Она злилась только на себя, совершенно не представляя, как исправить ситуацию.

А ведь он даже не позавтракал, сразу ушел к себе. Наверняка есть хочет…

Лиза вздохнула. Надо идти, просить прощения. И заодно блинчиков ему отнести. Обиды обидами, но надо же поесть…

Лиза долго стучала в дверь, но Володя не отвечал, и она, поняв, что иначе ничего не получится, вошла в его комнату.

Он стоял у окна, спиной к ней. Не обернулся и даже ничего не сказал, когда Лиза пробормотала с неловкостью:

— Я тебе блинов принесла. И сметаны… Надо позавтракать…

Он молчал. Лиза тихонько поставила тарелку на комод, рядом с телевизором, нерешительно потопталась рядом…

Господи, какой завтрак, когда мир вокруг рушится с космической скоростью? Что же делать…

Она подошла ближе и, чувствуя себя ужасно, невыносимо виноватой, прижалась щекой к спине Володи. Обнять его целиком Лиза не смела.

— Прости, — прошептала она, глубоко вдыхая. Как же она жила раньше без него? Как она могла?.. — Прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть, Володя. Я… — Лиза запнулась: слова "я тебя люблю, больше жизни люблю" рвались с языка, но она слишком боялась признаваться в таком. — Я очень жалею. Я… Господи, я не знаю, что еще сказать… Прости…

Он молчал, будто бы не слышал. Так и стоял спиной к ней, никак не реагируя, и Лиза почти ощущала волны обжигающего эмоционального холода, которые шли сейчас от него к ней.