— И мне жалко, — произнесла Павла. — Но по-другому этого поганца не сломали бы. Ему боль не страшна, видно, порог высокий, и страха у него нет, пережег он его за годы, я такое раньше видела уже. Он столько времени боялся, что за задницу возьмут, что в какой-то момент совсем перестал это делать. Как змея, которая переживает свой яд. Все, что у него есть, — накопленное добро, оно смысл его жизни. Вот и выходит, что это самая сильная болевая точка, в которую следовало резко ударить, чтобы добиться результата. Кноппе прекрасно осознает, что мы у него все это отберем, но ему уже все равно, эти картины и цацки стали частью его сущности, и смотреть на их гибель для него смерти подобно. А то и хуже. Ладно, мы с Толей поехали, а ты давай жди сотрудников из отделения. Да! Документы у них всех проверить не забудь, начиная со старшего, фамилия которого Кузьмин. Если какая другая будет или они вообще не заходят удостоверения предъявить, то сразу стреляй, без всяких предупреждений, а после запирайся наглухо и дверь баррикадируй. И вот еще что — в Гохране, когда туда все это хозяйство отвезете, расписку возьми. Еще бы опись к ней приложить, конечно, но это вряд ли получится.
— А потом что? — спросил Петр. — Когда в Гохране закончу?
— Возвращайся на Сухаревку, — подумав пару секунд, ответила Павла. — Если что, я тебя вызвоню. Толя, ты этого говнюка связал? Все, бери его, и пошли вниз, к машине.
— А вы сейчас куда? — печально спросил Швец, которому очень не хотелось в одиночку сидеть в пустой квартире, пусть даже набитой разными ценностями.
— На Лубянку, — ответила Веретенникова. — Хвостик первой ниточки поймали, осталось только дальше клубочек размотать, но тут нам без помощи НКВД никак не обойтись. Кстати, дай-ка я еще один звонок сделаю.
Глава 5
Над Москвой стояла непроглядная осенняя ночь. Дороги были пусты, как и положено в городе, где действует комендантский час, не бежали по тротуарам запоздалые прохожие, не гуляли по ним безмятежные парочки, встречались лишь патрули, которые то и дело тормозили для проверки документов отдельскую «эмку», в которой ехали Павла и Ликман. Причем изучали удостоверения серьезно, вдумчиво, всякий раз подсвечивая фонариками лица тех, кто сидел в салоне, и интересуясь личностью гражданина, который валялся связанным на заднем сиденье.
— Предатель Родины, — всякий раз отвечала Веретенникова. — На Лубянку везем, для допроса.
Эти слова Кноппе очень сильно не нравились, поскольку ощущался за ними сыроватый подвальный запах и щелчок патрона, загнанного в пистолетный ствол. Умирать бывший антиквар очень сильно не хотел, потому и выгибался дугой, пытаясь вытолкнуть из рта запиханный в него носовой платок. Смысла в том никакого не имелось, но, видно, так ему было проще. Ну или слишком глубоко в рот засунули кляп, настолько, что он мог задохнуться.
— Не гунди, — в очередной раз велела ему Павла, даже не поворачиваясь. — Не раздражай меня, я думаю. И так постоянно дергают, тут пешком пять минут ходу, а мы уже минут двадцать едем. А это что такое?
Речь шла о человеке, который бежал к ним навстречу по проезду Художественного театра, бывшему Камергерскому переулку. И не просто бежал, а на ходу, время от времени оборачиваясь, палил из пистолета в парочку солдат, гнавшихся за ним.
— Чего растерялся? — рявкнула Павла на Ликмана, который вел машину, а после вцепилась в руль и резко крутанула его вправо, поддев поравнявшегося с ними стрелка на капот. — Дави его!
Бегуна от удара откинуло к стене дома, о которую он, понятное дело, крепко треснулся, да настолько, что теперь мог только трясти головой и силиться подняться.
Павла выскочила из остановившегося автомобиля, подскочила к сбитому человеку, выбила из его руки «наган», который тот не выронил, приперла его ногой к камням мостовой и велела:
— Лежи и не дергайся!
— Кто такие? — тяжело дыша, спросил молоденький совсем солдатик, наконец-то догнавший беглеца и для убедительности вскинул винтовку, направив ее на Павлу. Его напарник взял на прицел Ликмана, вылезшего из машины.
— Майор Веретенникова, госбезопасность. — Женщина достала удостоверение и показала его юноше. — Что этот красавец натворил?
— Враг это. — Солдат опустил винтовку. — Дворничиха из пятого дома нас остановила, сказала, что он и еще двое, что в его квартире живут, потихоньку жильцам нашептывают, что надо город сдать.
— Так и говорил — саботируйте все приказы властей, мешайте им, и Германия никого не забудет, всем награды выдаст, — зло добавил его напарник. — Мол, они не большевики, это европейцы, потому знают, что такое настоящая справедливость и благодарность.
— Ага. — Павла, склонив голову к плечу, с интересом глянула на лицо того, который лежал на мостовой. — Агитатор, значит.