ГЕЛЬБУРГ:
ХЬЮМАН: Раньше — да.
ГЕЛЬБУРГ: Я часто спрашивал себя, может, это от того зависит, что Сильвия — единственная женщина, которая у меня была.
ХЬЮМАН: А почему это должно иметь значение?
ГЕЛЬБУРГ: Не знаю, но мне не давало покоя, что она, возможно, ожидала большего.
ХЬЮМАН: Знаете, так думают многие, и некоторые мужчины спят с большим количеством женщин не потому, что они более уверены в себе, а потому что боятся утратить эту уверенность.
ГЕЛЬБУРГ:
ХЬЮМАН:
ГЕЛЬБУРГ: Ну, хорошо!
ХЬЮМАН: Ну и?
ГЕЛЬБУРГ:
ХЬЮМАН:
ГЕЛЬБУРГ:
ХЬЮМАН: И как она отреагировала?
ГЕЛЬБУРГ: Она…
ХЬЮМАН: Прекрасно. А она двигала ногами?
ГЕЛЬБУРГ:
ХЬЮМАН: Так да или нет?
ГЕЛЬБУРГ: Я был настолько возбужден, что не обращал на это внимания. Но мне все-таки кажется — да.
ХЬЮМАН: Это просто замечательно. Почему же вы тогда столь обескуражены?
ГЕЛЬБУРГ: Дайте мне рассказать до конца. Это еще не все.
ХЬЮМАН: Прошу прощения.
ГЕЛЬБУРГ: Сегодня утром я принес ей завтрак и… в общем… начал немного об этом говорить. Она посмотрела на меня так, словно я не в себе. Она утверждает, что абсолютно ничего не помнит, что вообще ничего не было.
Как она может этого не помнить?
ХЬЮМАН: Вы уверены, что она бодрствовала?
ГЕЛЬБУРГ: Должна была, а как же иначе?
ХЬЮМАН: Она что-нибудь говорила во время всего этого?
ГЕЛЬБУРГ: Нет, но она и раньше не говорила особо много.
ХЬЮМАН: А глаза открывала?
ГЕЛЬБУРГ: Не уверен. Было темно, а глаза у нее и раньше всегда были закрыты
ХЬЮМАН: И что вы думаете все это значит?
ГЕЛЬБУРГ: Что подумал бы каждый мужчина: что она хочет меня унизить.
ХЬЮМАН: Минуточку, теперь вы делаете поспешные выводы.
ГЕЛЬБУРГ: Но разве это возможно? Что вы скажете как врач? Может быть, чтобы женщина ничего не помнила?
ХЬЮМАН:
ГЕЛЬБУРГ: Она смотрела на меня так, словно я говорил по-китайски. А потом произнесла нечто ужасное. Я еще до сих пор не могу прийти в себя.
ХЬЮМАН: И что же она сказала?
ГЕЛЬБУРГ: Что я себе это все вообразил.
Как вы думаете? Может мужчина себе это вообразить? Возможно ли это?
ХЬЮМАН:
ГЕЛЬБУРГ:
ХЬЮМАН: Не знаю, что и сказать…