Осколки

СИЛЬВИЯ: Не знаю. Но когда я увидела это фото в «Таймс»: два старых человека на коленях на тротуаре… (Зажимает руками уши). Клянусь вам, я почти слышала, как люди на улице смеются и издеваются над ними. Но никто не хочет об этом на самом деле говорить. То есть Филипп никогда не настроен говорить о том, что значит быть евреем, только иногда рассказывает об этом анекдоты.

ХЬЮМАН: А что бы вы хотели сказать Филиппу?

СИЛЬВИЯ: (с опустошенным смешком, качая головой). Даже не знаю! Просто поговорить об этом, словно что-то во мне… нет, это просто нелепо.

ХЬЮМАН: Напротив, это интересно. Что вы имеете в виду, говоря «что-то в вас»?

СИЛЬВИЯ: У меня нет слов, даже не знаю, как и выразить. Это как… (прижимает руку к груди)… что-то живое, почти как ребенок. Но оно какое-то темное — и оно рождает во мне страх!

Хьюман протягивает руку, чтобы успокоить ее, она хватается за нее.

ХЬЮМАН: Вам было трудно высказать это?

Сильвия кивает.

ХЬЮМАН: На это нужно мужество. Мы еще поговорим об этом. А сейчас я хочу, чтобы вы сделали некую попытку. Я встану здесь и хочу, чтобы вы кое-что себе представили.

Сильвия с интересом поворачивается к нему.

Хочу, чтобы вы себе представили, что мы переспали друг с другом.

Она испугана, судорожно смеется. Он тоже смеется, словно это игра.

Я спал с вами. А теперь мы просто лежим рядом. И вы начинаете рассказывать мне кое-какие секреты, вещи, которые дремлют глубоко в вашем сердце.

Короткая пауза.

Сильвия (он обходит постель и целует ее в щеку), расскажите про Филиппа.

Сильвия молчит, его голову она не удерживает. Он выпрямляется.

Подумайте, и мы поговорим об этом завтра. Хорошо?

Хьюман уходит. Несколько минут Сильвия лежит неподвижно, потом напрягается, пытаясь согнуть колено. Не удается. Она хватается за колено, поднимает его, потом другое и остается в этой позе. Потом отпускает колени, которые распадаются.

Затемнение.

Скрипач играет, потом уходит.

Сцена шестая

Кабинет Хьюмана. Гельбург сидит. Входит Маргарет с чашкой какао в одной руке и с папкой для бумаг в другой. Подает Гельбургу какао.

ГЕЛЬБУРГ: Какао?

МАРГАРЕТ: Я часто пью какао, это успокаивает нервы. Вы похудели?

ГЕЛЬБУРГ: (недоволен ее любопытством). Да, немного.

МАРГАРЕТ: Вы всегда так много вздыхаете?

ГЕЛЬБУРГ: Вздыхаю?

МАРГАРЕТ: Может, вы этого уже и не замечаете. Пусть он послушает ваше сердце.

ГЕЛЬБУРГ: Нет-нет, со мной все в порядке. (Вздыхает). Мне кажется, я всегда вздыхал. А это что-нибудь значит?

МАРГАРЕТ: Не обязательно, но надо спросить Харри. Он сейчас закончит с пациентом. Я слышала, что ее состояние пока неизменно.

ГЕЛЬБУРГ: Да, пока ей не лучше. (Он нетерпеливо возвращает чашку). Не могу я это пить.

МАРГАРЕТ: А вы вообще правильно питаетесь?

ГЕЛЬБУРГ: (вдруг меняет тон). Вообще-то я хотел бы с ним поговорить.

МАРГАРЕТ: (резко). Я хотела как лучше.

ГЕЛЬБУРГ: Я просто не в себе, я не хотел вас…

Хьюман входит, пугая Маргарет. Она, обиженная, уходит.

ХЬЮМАН: Не стоит сердиться на нее.

Гельбург молча кивает, но его состояние остается прежним.

Этого больше не повторится. (Садится на стул). В любом случае я должен признать, что ее диагнозы иногда бывают очень точны. У женщин часто более точные ощущения.

ГЕЛЬБУРГ: Извините, но я прихожу сюда не для того, чтобы поговорить с вашей женой.

ХЬЮМАН: (веселая улыбка). Ну, перестаньте, Филипп, не будьте таким желчным. Что поделывает Сильвия?

ГЕЛЬБУРГ: (собирается с духом). Я не знаю, что она делает.

Хьюман ждет. Гельбург выглядит измученным. Теперь он берет себя в руки и смотрит на доктора с высокомерным выражением.

Я попробовал сделать то, что вы мне советовали: ну, с любовью.

ХЬЮМАН: Правда?

ГЕЛЬБУРГ: Решился попробовать.

ХЬЮМАН: Секс?