…Только бросив лопаты в машину, мы пришли в себя. Немец остался в джунглях, как многие до него и, думаю, многие после него, и это на всех подействовало. Поняв наше состояние, капрал приказал:
- Тут поблизости есть деревня. Ван Деерт, садись за руль и гони туда. Во всем этом следует разобраться!- и повернулся к нам:- У кого-нибудь есть виски?
Буассар молча вытащил фляжку, завернутую в пальмовый лист. Мы отхлебнули и передали ее французу. Распухшие стволы деревьев возвышались над нами, как гигантский частокол. Даже пробивающиеся кое-где солнечные лучи не могли оживить царство гнили.
Часа через два мы подкатили к островерхим хижинам, устроившимся под растрепанными листьями банановых деревьев. Масличные пальмы, выглядывающие то тут, то там, были черны, как сажа. От затаившихся хижин несло напряжением. Жители этой деревни поддерживали Моиза Чомбе, но когда тощие отвратительные собачонки с оттопыренными, как у гиен, ушами бросились под колеса «джипа», мы невольно схватились за автоматы.
- Союзники,- пробормотал голландец.- Они больше симбу, чем сами симбу.
Вождь, одетый в старый затасканный пиджак и грязные брюки,- символ дохода и власти,- встретил нас у порога. Да мы бы и не пошли в хижину, настолько она пропиталась запахом прогорклого масла, которым натираются негры. Плоские щеки и толстая нижняя губа черного выражали презрение.
- Джамбо,- на суахили приветствовал вождя капрал.- У нас умер человек. Он встретил черного,- капрал утверждал.- Черный отравил белого человека. Мы работаем на премьер-министра Чомбе и хотим взять виновного в том, что белый человек умер. Ты знаешь закон!
Выслушав капрала, вождь три раза хлопнул в ладони. На этот сигнал стали стекаться на неширокую пыльную площадь старики и старухи, сгорбленные, черные, высушенные солнцем. Они с испугом и удивлением рассматривали нас, и трудно было поверить, что кто-то из них мог заставить расплакаться здоровенного легионера. И капрал отрицательно покачал головой:
- Черный был молод.
Вождь повторил сигнал, и к толпе присоединилось несколько истощенного вида мужчин. Нищая деревня, подумал я, или же они специально прячут молодежь…
- Кто? - спросил вождь.
Капрал опять покачал головой.
Повинуясь новому сигналу, из самой крайней хижины выползла на белый свет чудовищно дряхлая старуха, такая дряхлая, что кожа ее казалась покрытой пятнами плесени. А может, она чем-то натерлась - не знаю…
Негры расселись вокруг старухи, а она взглянула на вождя и хищно покачала маленькой, почти голой, черной, как сапог, головой.
Вождь кивнул.
Пригибаясь почти до земли, приговаривая дикие непонятные слова, вращая пронзительными, глубоко запавшими глазами, старуха вошла в круг и широко расставила тонкие ноги. Кто-то протянул ей длинный и гибкий прут. Опустив его наклонно к земле, старуха замерла, а один из негров осторожно щелкнул короткой палочкой по пруту. Тягостное чувство охватило собравшихся, я увидел, что даже голландец сунул руку в карман и встал так, чтобы за его спиной никого не было.
Вслушиваясь в отрывистый стук палочки, негритянка, не отрываясь, смотрела на свой прут. Темп ударов возрастал. Руки и ноги негритянки будто окаменели, она напряглась, закатила глаза и вдруг с силой хлестнула прутом по земле, подняв фонтан рыжей пыли. Потом еще раз. И еще. Фонтаны слились в широкий шлейф, разросшийся в облако, и облако это начало сплывать на расширивших от страха глаза людей. Казалось, старуха сошла с ума. Сидевшие перед ней в ужасе отпрянули. Француз хотел мне что-то шепнуть, но не успел. Взвизгнув, старуха прыгнула к одному из негров и с силой хлестнула его прутом. Никто не пришел на помощь несчастному, а сам он и не думал сопротивляться - скорчившись, прижался к земле, закрывая голову руками.
Вождь брезгливо смахнул пыль с рукава пиджака и сказал капралу:
- Возьми! Это он!
- Ахсанте,- ответил капрал.- Спасибо! - И кивнул ван Деерту.
Голландец ответил улыбкой и толкнул избитого негра ногой:
- Кенда! Иди!
Негр не двигался.
- Экоки то набакиса лисусу? - спросил голландец, и только тогда негр встал и поплелся к «джипу», опустив голову, не глядя на предавшее его племя… «Лучше бы он был симбу,- подумал я,- тогда его просто бы пристрелили».
Положив руки на автоматы, мы молча прошли сквозь расступившуюся толпу. Ван Деерт дал газ. Мы возвращались в лагерь.
Нас встретил Ящик.
- Привяжи негра к дереву,- приказал капрал.- И скажи бабинге, чтобы спиртное Шлесса было поделено на всех.
За обедом бабинга выглядел испуганным.
- Ты чем-то недоволен? - спросил капрал.
- Нет, бвана.
- Так почему ты обходишь его? - капрал толстым пальцем ткнул в сторону пленника.
Бабинга испуганно промолчал.
Сгустились сумерки. Голландец разжег костер. Буассар вывел «джип» на поляну и включил фары. Никто не уходил, зная, что капрал и голландец собираются устроить допрос и суд.
Мы пили пиво, а капрал беседовал с пленником, не забывая переводить нам слова.
- Умер белый,- сказал он негру.- Ты об этом знаешь,- капрал утверждал.
- Ндио, бвана,- послушно согласился негр.
- Мы были рядом с твоей деревней, когда умер белый.
- Ндио, бвана.